Обрести себя

— Надо было сначала внести задаток.

— Я же не знал, какой порядок, а то бы внес. Мне не жалко.

— Ха, другие знают, а он нет.

— Я же в первый раз.

— А-а-а.

Ефимаш почесал левый висок в знак того, что находится в большом затруднении. Наконец он вымолвил:

— Знаешь что, я сам ничего не могу решить. Пойду посоветуюсь с Корнелом Алелий.

Тот был лишь немного старше Микандру, но уже несколько лет ходил в хоровод и среди ребят пользовался большим авторитетом. До последнего времени Корнел Алелий работал комбайнером, и его уважала вся деревня. Но недавно он такое выкинул, что деревня ахнула: среди бела дня на комбайне, оставив поле, на полной скорости ворвался в деревню и устроил скандал возле сельского медпункта. Повар, который привез комбайнерам обед, шепнул ему на ухо, что, пока он тут убирает хлеб, фельдшерица Стэнкуца Доробанц заводит шашни с районным врачом Владом Суфлецем. Повар божился, что лично видел, как они вдвоем купались в реке, брызгались водой. А Корнел вот уже около года гулял со Стэнкуцей, и все знали, что у них любовь. Вся деревня собралась тогда возле медпункта. Стэнкуца, напуганная до смерти, закрылась на крючок. Корнел разъярился, как раненый лев. Бросив комбайн у ворот, он пытался вырвать дверь, потом ринулся к зарешеченным казенным окнам медпункта, сорвал решетку и согнул ее. Счастье, что люди утихомирили, а то не миновать бы беды: все бы разорил тут, добираясь до своей неверной невесты, — такой был лютый. Просто потерял рассудок из-за неверности Стэнкуцы. За это дельце комсомольцы дали ему выговор и отстранили от работы на комбайне: техника есть техника, ее нельзя доверять человеку, который не умеет владеть собой. Теперь Корнел трудится в ремонтной мастерской. Поумнел и с нетерпением ждет, когда его возьмут в армию.

Ефимаш отвел Корнела в сторонку, и они стали шептаться. Видно, не так-то просто было решить судьбу Микандру. Спустя немного к ним присоединилось еще несколько ребят. Оставленные без присмотра музыканты кое-как играли надоевший вальс. Девушки, видя, что их не приглашают парни, стали танцевать друг с другом. Микандру не спускал с парней глаз. Кончился один танец, затем другой. Наконец Корнел жестом подозвал его.

— Сколько денег, говоришь, у тебя?

— Пять рублей.

— Пять — многовато. Мы собираем по три. Ну, а ты не внес задаток — так возьмем четыре. Рубль на магарыч. Согласен?

— Я же сказал, есть пять рублей.

— А ты спрячь пока свой рубль. Может, еще понадобится: дать музыкантам или еще для чего. Пусть лежит у тебя, он же есть не просит.

— Не просит, — согласился Микандру.

— Еще одно, — вмешался Ефимаш. — Танцевать умеешь?

— Умею. Вальс, танго, булгэряску.

— Хорошо. А приглашать девушек научился?

— Поклонюсь ей и…

— Я лично никогда не кланяюсь, — подчеркнул Ефимаш с превосходством. — Подхожу, беру за руку и прямо заявляю: «Давай разомнемся».

— А я раскланиваюсь, — сказал Корнел. — Конечно, сдержанно, чтобы не очень заметно было.

Тут вмешался еще один парень:

— Раскланиваться — это твое дело. Так заведено, конечно, с давних времен. А вообще-то женщины сами понимают, что мужчина есть мужчина — кланяйся не кланяйся.

— Это твое личное дело, — оборвал спор Ефимаш. — Хочешь так, хочешь иначе.

— Слушай еще одно, — остановил он Микандру, когда, казалось, уже все выяснено. — Девушек надо приглашать моложе себя, понял?

— Что я им — в зубы буду заглядывать? — не выдержал Микандру.

Уж слишком затянулась эта торговля и инструктаж — терпение у него лопнуло. Корнелу понравилась его вспышка, он хлопнул Микандру по плечу:

— Молодчина, сразу видно, что мать подперчила твой язык! Честное слово. Иди сюда, я тебя представлю одной.

Корнел взял его за руку и, как ребенка, повел к Варваре Беженару, своей дальней родственнице, как говорится, седьмой воде на киселе. Варвара стояла в сторонке, ее никто не приглашал. Корнел шепнул ей:

— Потанцуй с этим парнем.

Варвара выше Микандру на два вершка, у нее маленькая голова на тонкой, как флуер[12], шее. Она покривилась от этого предложения. Однако спорить с Корнелом не посмела и промолчала.