Обрести себя

— Знаешь ли ты, почему они подбирают свои платьица днем?

Илиеш отрицательно покачал головой.

— Чтобы солнце не украло у них воду с подолов. А цветов я дать не могу. Земля сырая, притопчется, если подойти к ним близко. Сам видишь, что я подстригаю кустарник, вместо того чтобы ухаживать за цветами.

Садовник действовал ножницами, как хирург ланцетом. Заболевшие деревца заботливо очищал, после чего смазывал каким-то составом или перевязывал их раны.

Он был не очень-то щедр на цветы. Выдумывал разные предлоги, лишь бы не срезать их: то нет у него с собой ножниц, то на кустах слишком много нераспутившихся бутонов и их нельзя портить. Цветы ему больше нравились благоухающими в саду, чем вянущими в хрустальных вазах. Бывали, правда, моменты, когда его охватывал приступ щедрости. Он выходил вечером к воротам и, как влюбленный, застенчиво дарил кому-нибудь букет.

— Изменится погода, — шутили работницы.

— Я их проредил сегодня, слишком густо росли, — словно оправдывался он.

Сделанный руками Никиты букет долго не увядал. Он умел так подобрать цветы, что они не мешали друг другу. О нем ходили странные слухи. Говорили, что он колдун, что сорванные им цветы никогда не теряют свежести.

— Это правда, что ваши цветы никогда не вянут? — спросил Илиеш в начале их знакомства.

— Правда, — усмехнулся садовник.

— А что вы с ними делаете?

— Это тайна.

— Откройте ее и мне, — попросил Илиеш.

Никита сказал:

— Цветы как и люди: одни любят друг друга, ведут мирную жизнь, другие не терпят соседей. Например, роза и резеда, если попадутся в одном букете, не успокоятся до тех пор, пока не убьют друг друга. Я же сортирую их, подбираю по симпатии.

Никита знал множество историй про цветы, и было удовольствием слушать его. У цветов — свой язык. Ими можно раскрыть свою любовь, они не раз служили символом веры и мужества. Некоторые из них даже вызывали распри между людьми. Цветы бывают грустные и одинокие. Садовник называл их «вдовушками». Илиеш слушал как завороженный. До сих пор цветы для него были просто растениями, распускающими лепестки. А Никита открыл ему новый, неведомый мир. И этот мир очаровывал его, притягивал к себе с магической силой.

Ферментационная табачная фабрика принадлежала государственному обществу, контора которого находилась в Бухаресте. Высокое пятиэтажное здание виднелось издалека. Вокруг него, как большие серые гусеницы, тянулись длинные темные приземистые склады без окон. А перед фасадом фабрики простирался парк, который так полюбился Илиешу. Весь день в парке стояла тишина, слышались только голоса цикад и скрежет ножниц Никиты. Около полудня тишина нарушалась ревом двух осликов, привозивших на кухню бочку с водой. Они всегда появлялись в одно и то же время и были часами фабрики. В ответ на их рев открывались двери складов, выбрасывая на двор сотни людей с изможденными, желтыми от ядовитой духоты лицами.

Ослиный рев напоминал Илиешу о том, что он должен нести Руге обед.

Руга был заместителем начальника цеха, а сейчас исполнял обязанности и самого начальника. Он жил на втором этаже в двухкомнатной квартире. Одну комнату занимал сам, а во второй квартировали господа Онофрей и Вэкэреску. Первый — кладовщик, второй — специалист по ферментации. Все трое жили по-холостяцки. Жены их находились где-то в Румынии, пережидая смутное время.

Эта троица вела веселую беспорядочную жизнь, без лишних дум и забот. Играли в карты, выпивали, время от времени приводили к себе женщин. Илиеш пришелся им к месту. Он приносил наверх обед, когда им не хотелось идти в столовую, убирал комнаты, мыл грязную посуду. Ничего другого они от него не требовали. Ему поставили кровать в комнате, где жили Онофрей и Вэкэреску.

Руга случайно познакомился с Чуликой, когда тот размалевывал квартиру хозяина фабрики. Тогда же за стаканом вина он легкомысленно пообещал, что устроит паренька. Когда Илиеш приехал, Руга Сперва расстроился — думал, вот принесли черти на его голову! Но затем нашел в этом даже некоторое развлечение. Он в роли благодетеля! Кроме того, Илиеш не стеснял их, был послушным и приходил, только когда его звали. Продукты, оставленные Ангелиной, были сразу же съедены, а деньги пропиты. Иногда они угощали Илиеша стаканчиком вина. У них был граммофон, который оглушительно орал каждый вечер. Но Илиеш не мог от него оторваться.

Так прошла неделя, вторая. И вот паренек почувствовал, что ему скучно. Он насытился по горло этой пустой жизнью. Когда же в рабочее время какая-нибудь работница видела, как он шатается без дела по парку, Илиеш смущался и пытался спрятаться. Ему не терпелось узнать, какая служба его ожидает, хотелось иметь свой уголок, возможность зарабатывать себе на хлеб. Вот бы Никита взял его в помощники! Но Руга не торопился.

— Ты не спеши, сваренная наспех мамалыга бывает сырой, — успокаивал он, когда паренек напоминал, что уже время взяться ему за какую-нибудь работу на фабрике.

— Разве тебе плохо живется? — спрашивал его Вэкэреску.

— Нет, — застенчиво отвечал Илиеш.

— Тогда какого тебе черта нужно?!