Обрести себя

Устремив взор в потолок, Илиеш лежал целыми днями и скучал. Но однажды пришел Онофрей и принес письмо от матери. Письмо было полно беспокойства, мать спрашивала, почему он не пишет. Никита написал ответ на нескольких страницах.

— Вы написали ей про сотрясение? — спросил Илиеш.

— Упомянул обо всем.

— Не надо было.

— Почему?

— Я Онофрею обещал, что ничего не скажу про это. Он мне шоколадку принес.

— Спи! — сердито проговорил Никита, накрыв его одеялом.

Выздоровев, Илиеш больше не пошел наверх — Никита устроил его жить у кузнецов. Парень продолжал работать в конюшне. Бывших своих «благодетелей» он видел редко и чаще всего издали. Иногда кланялся им, иногда притворялся, что не замечает. Им, видно, стала совсем безразличной его судьба: они уже не приходили к нему, не приносили шоколада. Даже Онофрей перестал спрашивать, как он поживает. Илиеш тоже забыл про них. Только шрам на лбу остался на всю жизнь.

С некоторого времени мать стала забрасывать Илиеша письмами. Они были полны советов и ласковых слов. Мать обещала приехать и забрать его в Кишинев, писала, что тоскует по нему, беспокоится, как бы он не забыл ее, что он для нее единственное утешение. Эти наивные письма, похожие друг на друга, вызывали в нем волну грусти.

Иногда же эти письма вызывали злость, напоминая о Чулике. Тогда он комкал их и совал в карман, не читая. Он ждал ее приезда, но, когда вспоминал, что приедет и Чулика, желание видеть мать пропадало.

События войны опередили обещание Ангелины. В середине марта часть Молдавии снова была освобождена. Мать и сына надолго разделил фронт.

Уже несколько дней фабрику лихорадило. Главные ворота совсем не закрывались. Беспрестанно въезжали и выезжали повозки. Они не успевали вывозить багаж чиновников. Руга охрип от криков и ругательств. Начальник станции не давал им вагонов: железнодорожный путь был перегружен. Не хватало и паровозов.

Склады были заперты. Табак никуда не увозили. Работницы разбежались по домам. Тимофте Хамурару уже не так строго, как раньше, следил за порядком в конюшне. Когда Илиеш спрашивал, куда уложить сбрую, он отвечал угрюмо, не вынимая цигарки изо рта:

— Брось ее куда-нибудь.

Как-то Илиеш приехал со станции замерзший и усталый. Ему б в пору погреться отдохнуть, но потянуло пойти в кузницу, послушать, о чем беседуют кузнецы. Там всегда можно было узнать новости. Не успел он уложить сбрую, как в конюшне появился Руга. Откуда он взялся? Ведь только что был на погрузочной площадке…

— Приготовь закрытые сани, — приказал он Тимофте.

Илиеш прижался к стенке. С некоторого времени он вновь стал бояться шефа. У Руги был такой взгляд, что от него бросало в дрожь.

— Кого дать кучером? — спросил Тимофте.

«Черт заставил его спросить! Вдруг потребует меня?» — заволновался Илиеш. Но ответ Руги успокоил его.

— Поедешь ты, — сказал он Тимофте.

— Я? — удивился конюх, не веря своим ушам.

«Да, ты, — злорадно подумал Илиеш. — Что, не ожидал, думал послать меня? Не вышло. Что, Руга, ты не увидел меня? И что с сегодняшнего дня ты не видел ничего на свете!»

— Муцунаке, ты здесь? Идем со мной!

Это Руга его зовет! Тьфу, черт, как он заметил? Ведь он так хорошо спрятался. Вот что значит преждевременно радоваться. А теперь некуда деваться. Нужно идти. Куда же он его зовет? Илиеш не осмелился спросить и покорно пошел следом за шефом.

Они миновали фабрику. Прошли по парку мимо столовой. Куда он ведет его?..

Между женским общежитием и канцелярией была маленькая комнатка с белыми стенами — медпункт. Раз в неделю здесь принимал больных врач… Судя по всему, Руга направлялся сюда. Но зачем?

К доктору? Не может быть! Ведь шеф не очень-то отличался вниманием, когда Илиеш болел. Тем более непонятно, зачем он ведет его в медпункт сейчас.

В медпункте — никого.

— Муцунаке, ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не превратишь все это в осколки, — приказал Руга, кивнув на полки и ящики, полные бутылочек, банок и коробок. — Ты понял меня?

Он не совсем понял. Но было боязно попросить объяснения. Не очень-то приятно находиться вместе с Ругой в пустой комнате, особенно после того что произошло.

— Понял или нет? — нетерпеливо спросил Руга.

— Да, — еле слышно ответил Илиеш.

— Пусть после тебя останется Содом и Гоморра. Ты помнишь, что это такое? Тогда действуй! Вот я сделаю почин.

Своими здоровенными волосатыми ручищами он схватил банку с желтоватой жидкостью и ударил ее об пол. Жидкость брызнула по чистому полу. Осколки полетели во все стороны.

Илиеш взял бутылочку и поступил так же. Затем взял еще. Но разбивать по одной — для этого потребуется не один день.

Пузырьки были наполнены черными, белыми, красными пилюлями, разными мазями, жидкостями. Маленькие, такие красивые, что конечно же было жаль разбивать их! Но приказ есть приказ. Руга не любил шутить, когда речь заходит о работе.