Обрести себя

Илиеш пододвинул стул к шкафу и принялся вытаскивать склянки на стол. Так будет удобнее разбивать их. Взгляд его задержался на большой коробке из серого картона. На этикетке разборчиво было написано: «Кальций глюконат». Название показалось знакомым. Илиеш уже встречал его где-то, но не помнил где. Кальций глюконат?

…Яркая бабочка случайно залетела в окно. Опершись на подушки, его отец сухо кашлял, радостно глядя на пеструю посланницу весны. Рядом стоит доктор, невысокий старичок, с маленькой черной бородой. На шее у него висит трубка для прослушивания.

— Кальций глюконат, — говорит он, вручая Лимпиаде записочку, — шесть штук — четыреста пятьдесят лей. Ему нужно не меньше двух-трех серий. Продается в любой аптеке.

Доктор ушел. В доме кашлял Роман. На ступеньках Ангелина и Лимпиада делают подсчеты. Три серии по четыреста пятьдесят лей. Таких денег у них никогда не было.

— Купим шесть штук, потом увидим, — решает Лимпиада. — Может быть, больше и не понадобится.

Ангелина грустно слушает ее, поднеся руку ко рту…

…Картина исчезла, как дымок. Перед ним была картонная коробка. Ампулки, лежащие в гнездах из серого картона, казались слезами.

«Шесть штук — четыреста пятьдесят лей», — звучит в ушах Илиеша голос доктора.

У них не было средств купить три серии. Отца уже нет. Вместо замечательного человека с широкой и доброй душой явился Чулика. Теперь же Илиеш должен уничтожать то, что могло бы спасти отца. Невольно он остановился и принялся считать. Считал, сколько всего коробочек, сколько ампулок в каждой из них, сколько денег все это может стоить. Сумма, которая получалась, не могла уместиться в его уме. Он, заработавший за всю жизнь всего несколько сотен лей, должен уничтожить добро на сотни тысяч. А в нескольких шагах от этой комнаты чахотка свила гнездо среди работниц и высасывает их так же, как высосала и отца. Илиеш знал не одну женщину-работницу, которой требовался кальций глюконат.

Разгоряченный, воодушевленный, что и он наконец может сделать доброе дело, Илиеш соскочил со стула. Как было бы хорошо крикнуть всем: «Идите сюда, берите сколько вам нужно! Я знаю, что такое чахотка. Она сожрала моего отца. Я знаю, сколько стоит одна ампула кальция».

Снаружи послышались чьи-то шаги. Вошел Онофрей.

— Идет дело, Муцунаке?

— Идет, — ответил он и бросил на пол бутылочку. Онофрей пошарил в шкафу, наполнил карманы маленькими коричневыми ампулками.

— Все равно полетят к черту, — сказал он, словно извиняясь. Хотел уйти, но раздумал и задержался на минутку. — Послушай, Муцунаке, у тебя есть родичи поблизости?

— А вам зачем знать?

— Было бы хорошо, если бы ты ушел к ним на время. Понятно? Когда кончишь порученное дело.

— Подожгут фабрику? — спросил Илиеш.

— Слышно, что да.

— А девушки?

— Могут уходить, их никто не держит.

Когда они жили вместе, Онофрей никогда не бил его и относился к нему человечнее остальных. С ним Илиеш чувствовал себя не так скованно, поэтому и спросил прямо:

— Вы убежите или останетесь?

Онофрей поднял густые брови, похожие на пиявки, удивленный такой смелостью:

— Заткнись, Муцунаке! Не забывай, что я Онофрей, а не бог Саваоф. Если Руга зайдет сюда, не говори ему, что я был здесь. — И Онофрей ушел.

Оставшись один, Илиеш решил посмотреть, чем же набил карманы Онофрей. На этикетке полуоткрытого ящика с трудом можно было разобрать: «Опиум». Он взял одну из оставшихся ампулок и стал играть ею, как палочкой. На одной из аллей показался садовник Никита. Он шел, склонив голову, заложив руки за спину, не обращая внимания на цветы, которые еще вчера заполняли всю его жизнь. Может быть, спросить у него, что делать? Никита — порядочный человек. Он приютил его, ухаживал за ним во время болезни. Илиеш позвал садовника, но тот скрылся за углом, не услышав зова. А может, сделал вид, что не слышит. С той поры как утопилась Наташа, он замкнулся в себе, избегал людей.

Илиеш до сих пор ничего ему не говорил про Наташу. Правда, Никита никогда и не вспоминал о ней. Словно бы и не жила на свете девушка с двухцветными глазами, которая доводилась ему племянницей.

Острая боль в сердце вывела Илиеша из задумчивости. Он ударился о лестницу, узенькую лесенку из досок, выкрашенных в вишневый цвет. С любопытством поднялся по ней и открыл дверцу на просторный чердак, который был почти пуст. Счастливая мысль заставила Илиеша быстро спуститься вниз. Через секунду-другую он снова поднялся на чердак с картонным ящиком на плече. Входную дверь предварительно запер, чтобы кто-нибудь не зашел. Время от времени он разбивал какую-нибудь банку, на случай, если будут проверять. Но это оказалось излишним. Никто не показывался, и он свободно переносил содержимое аптеки на чердак. Уже опустел один шкаф, Илиеш принялся за второй. Закололо в боку. Но он упрямо со злостью продолжал таскать. Стемнело, не видно стало перекладин лестнички, можно было оступиться. Илиеш повернул выключатель, но лампочка не вспыхнула. Что-то случилось. И тут он вспомнил, что не слышал гонга. Судя по сумеркам, давно минуло семь часов. Почему же не звонят? Может быть, в пылу работы он не слышал?