Обрести себя

Он говорил — белое, они — черное. Он — одно, они — другое. Словно с луны свалились. Или он так бестолков, что не мог сказать убедительного слова? Как будто нет… Ведь жил он среди людей, и никто не считал его глупым. Но попробуй-ка найди общий язык с женщинами, в особенности когда их замордовала война и ты почти единственный мужчина среди них, да и то — ответственное лицо. Быть руководителем фабрики, которую нужно обеспечить сырьем, к тому же если эта фабрика находится у самого фронта, в республике, где до последнего времени господствовала частная собственность, — такого Никита не пожелал бы никому.

Почти ежевечерне поблизости слышалась канонада. Стреляли где-то возле Оргеева. Фронт замер на одном месте.

На юге и севере Молдавии наши войска прошли вперед, переправились через Прут, но здесь задержались. Советская Армия постепенно вгрызалась в прочную оборону врага. Илиеш так привык к разрывам, что почти безошибочно мог определить расстояние до них.

Земля, насыщенная бесценными соками, должна была родить с особой щедростью. Запоздавшая весна бурно наступала, взрывая почки, одевая в зеленое оперение деревья, опережая планы фабрики.

После каждой поездки в районный центр лицо Никиты мрачнело, на нем все больше прибавлялось морщин. Было от чего беспокоиться старому садовнику. Ему помогали районные власти, сельсоветы, комсомольцы и сельский актив. Но даже и с таким подкреплением он был не в силах сломить упорство иных крестьянок, не желающих занять несколько соток табаком. А без этого не выполнишь плана. Хорошо сказал кто-то, что женщина перехитрит и черта. Сопротивлялись именно те, кто имел возможность работать. Другие принимались за дело без споров. Самые языкатые знали, как воспользоваться приобретенной свободой, Они могли вступить в спор со всем селом, хитрили и лукавили. Никита только собирался открыть рот, как они уже опережали его:

— Табак! Был бы хлеб, а без табака можно прожить.

Некоторые выталкивали ему навстречу всех своих детишек, да еще собирали соседских и предлагали:

— Посидите вы с ними, а я пойду на табак.

Или стыдили его, словно он был самым большим их врагом:

— Видели мы таких, как ты, пиявка. Табак ему нужен! Устроился на теплом местечке. С женщинами воюешь — это нетрудно. Пошел бы лучше туда, где наши мужья, понюхал бы пороху!

Он сносил незаслуженные обиды, пытался сохранить хладнокровие, не выходить из себя. Те же самые крестьянки, которые прежде работали, не разгибая спины, почти ничего не получая за свой труд, которые дрожали при одном виде Руги, теперь, когда наконец пришло исполнение их желаний и надежд, стали капризничать, совать палки в колеса. Больше того, еще издеваются и оскорбляют тебя. Да, тяжел и горек хлеб ответственного лица. Только теперь почувствовал Никита, какое это зло — частное хозяйство. Если бы были колхозы! Насколько бы все было разумней. Несчастный Никита дошел до того, что не мог терпеть даже собственной жены.

«Хоть бы взяли меня на фронт!» — часто думал он с отчаянием, сидя в засаде и поджидая какую-нибудь кумушку, которая держала дверь на запоре. Ведь вернется же она домой… Он должен, он обязан попробовать еще раз уговорить ее посадить табак. Но спускалась ночь, а замок оставался запертым. И Никита уходил, не подозревая, что эта кумушка весь день сидела дома, а теперь спокойно спит, улыбаясь во сне, что ловко провела «табачников».

— Вы бываете в Валуренах? — поинтересовался как-то Илиеш, видя, что Никита опять собирается ехать по селам.

— Заезжаю, а что?

— Я оттуда родом.

— А!

— Наша хата недалеко от тока, у самого шляха. Красивая такая, покрыта дранкой и побелена известкой с купоросом. Вы не заметили ее?

— Знаю, как же! — рассеянно ответил Никита, думая совсем о другом.

Если бы спросили Никиту сейчас, что сказал Илиеш, он вряд ли мог бы ответить. Его голова прямо-таки трещала от забот. Глаза же паренька повлажнели от волнения. Никита — самый близкий ему человек на фабрике. Этот человек бывает в его селе, видит Чертов курган и Смолиту, видит хату, в которой он родился. Тоска сжала сердце. По берегам Смолиты в Девичьей долине теперь цветут первые цветы. Весь луг окрашен в два цвета — голубой и сиреневый. Эти краски мягко переливаются, местами смешиваются, образуя нежные оттенки. Лишь кое-где мелькнет притаившийся в траве желтый глазок мать-и-мачехи. Из-под камней и в ложбинах именно сейчас вылезает крапива с красной от ярости макушкой. А в субботу, после обеда, сельские девушки ходят собирать ее для борща. Нужно обладать особым умением, чтобы собирать крапиву. Кто не знает, как срывать ее, обожжет себе руки, и они будут чесаться целую неделю. Крапива не так легко сдается. Она умеет защищаться, жалить. Но Илиеш знает одну девочку, которая никогда не обжигается крапивой. Она и его научила…