Обретая надежду

– Потому что я входил в банду, и именно так мы защищали нашу территорию. Лучшие из нас продавали наркотики, остальные следили за копами и угрозами со стороны соперников.

– Чушь собачья, – парировала я. В глазах Акселя вспыхнуло пламя. Я ткнула его в грудь. – Скажи мне настоящую причину. Почему ты торговал наркотиками? Не Холмчие, а именно ты. И для чего в столь юном возрасте ты взял в банду Остина и Леви?

– Ради денег, – ледяным тоном ответил он, и у меня в груди вспыхнул луч надежды. Он больше не выдавал откровенную ложь, просто уклонялся от правды.

– Денег на что? – продолжала я.

На каменном лице его мелькнула вспышка боли. Глаза засверкали.

– Перестань, – проговорил он. На этот раз я почти послушалась. Я видела, как боль, с которой он не хотел сталкиваться, вырывалась на поверхность.

– Почему, Аксель? – настаивала я, стискивая в руках ткань его рубашки.

Он продолжал молчать. И я не сомневалась, что он просто не мог вымолвить ни слова.

– Тебе нужны были деньги на лечение мамы, когда ей поставили диагноз БАС? И ты старался заработать как можно больше, намереваясь спасти ее от мучительной боли? Чтобы ей не пришлось умирать в агонии? Для этого тебе требовались деньги?

Аксель приоткрыл рот. Он прерывисто вздохнул, и вниз по щеке скатилась одинокая слеза, губы его слегка подрагивали. У меня из глаз тоже хлынули слезы. Я сочувствовала ему. Аксель этого не знал, но я видела его маму… Я была там, в палате, когда она умерла. Я хотела сказать ему, но знала, что он еще не готов к подобному признанию.

Но сейчас я не могла остановиться. Я уже проделала небольшую трещину в его непроницаемой броне; настал чертовски подходящий момент и вовсе ее уничтожить.

Пришло время впустить свет.

– Все так и было, – твердо проговорила я. – Ты ввел своих братьев в ряды Холмчих, потому что не мог справиться один. Ты нуждался в помощи, но боялся это показать. Да никто и не рвался тебе помочь. Ведь ты был «Акселем Карилло», которого Холмчие использовали для устрашения. И все соперничающие банды боялись тебя, как огня. Так как же ты мог просить кого-то о помощи, если сам никогда не выказывал ни чувств, ни угрызений совести? Да, отчасти тебе хотелось вовлечь Остина и Леви, потому что ты любил эту банду. И считал ее своей семьей. Они прикрывали тебе спину, а никто другой этого не делал. Они убили бы ради тебя, не задавая вопросов. Лишь они одни всегда находились рядом. И ты хотел, чтобы Остин и Леви тоже почувствовали себя частью семьи. Потому что любишь их. Больше всего на свете. Они – все, что у тебя осталось, и ты нашел единственный способ держать их рядом и при этом пытаться спасти маму. Ты думал, что это еще больше сплотит вас, как семью.

Сердце Акселя бешено колотилось в груди. Он смотрел куда-то поверх моей головы, не в силах встретиться со мной взглядом. Но я знала, что он слушал. Он протянул руку и крепко сжал мое запястье. Просто чтобы ощутить поддержку.

– Но ты не смог спасти маму, – участливо продолжила я, нежно поглаживая его руку подушечкой большого пальца. – Холмчие разрушали жизни Остина и Леви. Когда Портер свалился с передозировкой, ты сбежал от копов и оставил, сам того не ведая, Остина и Лева заботиться о маме в последние дни ее жизни. Но потом вернулся и спас Остина от беды. Ты поставил своих братьев выше банды, которая так долго была для тебя единственной настоящей семьей. И поступил так ради родных. Все свои поступки ты совершал ради них. И, чтобы твои братья смогли сберечь счастье, неоднократно жертвовал возможностью обрести свое собственное.

Я обвила руками его шею и коснулась пальцами длинного шрама, оставшегося от удара ножом, который чуть его не убил.

– Ради своих братьев ты пережил пять лет ада. И, даже несмотря на то, что в этом кошмаре ты обрел свое призвание, твои скульптуры отчаянно молят о прощении. Они пронизаны чувством вины и словно кричат от боли… глубокой скорби… тоски и печали по тому, что, как ты веришь, мешает тебе двигаться дальше… и ты не можешь им противостоять…

Я имела в виду мраморного ангела. Эта работа осталась единственной, про которую он до сих пор не сказал мне ни слова. Но я знала, в чем тут дело. Сломленный, и в то же время освобожденный двуликий ангел олицетворял его маму.

– Элли… – прошептал он. Я чувствовала, как дрожали обнимающие меня руки.

Коснувшись ладонью его щеки, я проговорила:

– Я знаю тебя, Аксель Карилло, querido. В этой истории ты вовсе не злодей, а восхитительно несовершенный герой. Мрачный воин, который все это время жертвовал собой, чтобы другие были в безопасности… Ты прекрасно сознавал, что никто никогда об этом не узнает. Но теперь знаю я, которая отдала тебе свое сердце. И меня не волнует, что из-за этого станут обо мне думать.

– Теперь они все поймут, – хрипло проговорил Аксель; голос его звучал так, словно он проглотил несколько ярдов колючей проволоки. – Твои друзья, мои братья… После сегодняшней ночи все будут знать, что мы вместе. И не поймут почему. Когда ситуация с Молли прояснится, они попытаются заставить тебя меня бросить. Захотят нас разлучить.