Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Команда местной школьной шпаны и задир – толстошеих, круглоголовых парней с красными от кипящего и рвущегося на волю тестостерона щеками – ждала меня за пределами школы и провожала до моста через озеро Матаван. Этот единственный короткий путь домой (другой потребовал бы пройти пешком несколько миль в обход озера) был подобен бутылочному горлышку. Сначала в ход пошли клички: «Эй, Космо!», – кричали они (Космо – сокращение от слова «космонавт», он у них ассоциировался с моей фамилией, которая звучала по-русски), или – «Эй, Говницкий!» После этого они начинали кидать в меня камни, сначала мелкие, а потом все более и более крупные. В дело шло все, что они только могли найти на дороге – болты и гайки, осколки кирпичей, все, что летело далеко и тяжело опускалось вниз.

Иногда камни ударяли меня по голове так сильно, что я падал на колени.

Я вставал и продолжал идти.

Парни покрупнее бежали за мной, толкая меня в спину, ставили подножки в попытке сбить меня на землю. Падение было сигналом для остальных членов стаи, они били меня, лежавшего перед ними на земле. Иногда они подтаскивали меня к краю моста, пытаясь сбросить в воду.

Я не умел плавать и поэтому изо всех сил держался за ограждение, пока они избивали меня. Они оставляли меня в покое, только когда решали, что я получил сполна. Они смеялись и разбрасывали все, что оставалось от моих вещей, которые я носил с собой в школу.

Они делали это каждый день.

Из месяца в месяц.

Жаловаться учителям было бесполезно, все происходило за пределами школьной территории, и поэтому не являлось их проблемой. Кроме того, если бы мои истязатели узнали, что я жалуюсь, они бы стали бить меня в два раза сильнее. Так я научился терпению и тому, что нужно проглотить боль, подниматься и снова идти дальше.

Я не помню ни своего класса, ни учителей того периода. Я подружился с парой других таких же ребят, как я, влачивших жалкое существование на низших ступенях школьного общества, но не помню почти ничего о том, куда мы ходили или чем занимались.

Одну вещь я никак не мог понять. Почему я? Что я такое делал, что так привлекало их внимание? У меня что, на спине была надпись: «Ударь меня!», которую чудесным образом видели все, кроме меня? Ну серьезно, какого черта!

Поскольку писательство требует восприятия происходящего глазами других людей, я поставил себя на место этих ублюдков и тут же получил ответ на все свои вопросы. Средняя школа первобытна и жестока, как африканский вельд. Большинство животных находится где-то посередине гауссовой кривой: они достаточно крупны или быстры, чтобы избежать угрозы быть съеденными другими. На узком конце этой кривой располагаются хищники, которые прячутся в высокой траве, выискивая легкую жертву. На противоположной стороне находятся раненые, больные, медлительные и, что особенно привлекательно, одиночки, лишенные защиты стада.

Тем подонкам, которые нападали на меня, нужны были мишени, чтобы продемонстрировать свою силу, но они не могли так же жестоко избивать тех детей, чьи родители были знакомы с их собственными родителями. Моих же родителей не знал никто (и мой отец хотел, чтобы так оно и оставалось), так что они могли беспрепятственно надо мной издеваться. У меня не было друзей, которые могли бы прийти на помощь, и именно поэтому было важно не только избить, но и унизить меня перед другими школьниками. Они хотели запугать всех, кто мог бы захотеть мне помочь, и как бы показать всем, что если они подружатся с козлом отпущения, то им несдобровать. Они все тоже станут козлами отпущения, и относиться к ним будут соответственно.

ПОСКОЛЬКУ ПИСАТЕЛЬСТВО ТРЕБУЕТ ВОСПРИЯТИЯ ПРОИСХОДЯЩЕГО ГЛАЗАМИ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ, Я ПОСТАВИЛ СЕБЯ НА МЕСТО ЭТИХ УБЛЮДКОВ И ТУТ ЖЕ ПОЛУЧИЛ ОТВЕТ НА ВСЕ СВОИ ВОПРОСЫ.

Так что, когда эти отморозки на меня нападали, другие дети просто проходили мимо с опущенными глазами, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня.

Мне было стыдно. Я чувствовал себя униженным и совершенно одиноким.

Я был гораздо ниже ростом, чем большинство моих обидчиков, – всего сто шестьдесят сантиметров. А еще я был тощим и слабым от постоянного недоедания, но я всегда старался дать отпор. У меня были шансы, пока я держался на ногах, но когда меня заваливали на землю, то оставалось только сложиться спиной к парапету, чтобы защитить почки, и терпеть удары, пока нападавшие не выбивались из сил. Большинство этих уродов были злобными и просто хотели выпендриться, не более того, но были и другие, с глубокой и более серьезной патологией. Они били меня, потому что им это нравилось. В их глазах я видел то же самое, что и в глазах отца, когда он избивал Эвелин: они были черны и мертвы, как у голодной акулы.