Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Харизматичный лидер, полностью контролирующий жизни своих последователей, который едва понимал те психоаналитические приемы, которыми пользовался, чтобы вызнать самые сокровенные тайны и слабые места… Ну что могло пойти не так?

Если раньше я наблюдал за жизнью коммун снаружи, то теперь жил с десятком других людей в доме, где с библейским масштабом руководили глава дома, Старейшина Ларри Кларк, и его жена Джойс. Все деньги, которые мы зарабатывали, необходимо было сдавать в домовой фонд, а взамен мы получали еженедельное пособие в размере пяти долларов. Те, кто учился в колледже, могли продолжать обучение, но только пока Ларри считал это уместным, и все могло измениться в один момент.

Первое, что я и остальные выяснили друг о друге, было то, что я не имел никаких навыков для жизни с другими людьми. Я редко разговаривал с членами коммуны во время приемов пищи, а после занятий в колледже сразу же пропадал в угловой комнате, которую делил с двумя другими жильцами. Здесь я занимался, писал и выходил из комнаты только по необходимости.

В доме было тихо и безопасно, но я вскакивал при малейшем шуме и всегда чувствовал себя настороже, пребывая в полной уверенности, что мои беды еще не закончились. Инстинкты выживания, которые я приобрел за годы жизни с отцом, теперь играли против меня. Моим друзьям потребовалось несколько долгих ночных бесед, чтобы наконец вытянуть из меня рассказ о том, каким кошмаром была моя жизнь раньше. Я первый раз в жизни говорил на эту тему с другими людьми, и, судя по их реакции, Остров Сломанных Игрушек действительно был для меня самым подходящим местом.

В день, когда я переехал в коммуну, отца не было дома, и никто из нас не знал, когда он вернется. Одно мне было понятно: по телефону сообщать о моем переезде нельзя, иначе он вернется и выместит все свое бешенство на матери. Поэтому я попросил ее ничего не говорить ему.

Я хотел сам рассказать ему обо всем лично, так, чтобы, если что, пострадал только я. Но она не послушалась, и когда я узнал, что он, обезумев от злости, спешно возвращается домой, то попросил Ларри пойти со мной, чтобы встретить отца дома. К нам присоединился еще один член нашей коммуны. Они считали, что их присутствие поможет удержать отца от насилия, а я был не в том положении, чтобы перебирать предложения помощи.

Отец был вне себя от злости. Как же, ведь я совершил немыслимое, за такое не прощают, я вышел из-под его контроля, а это было недопустимо. Как только он начал проявлять физическую агрессию, Ларри сказал, что, если отец хоть пальцем дотронется до кого-либо, он вызовет полицию. Это немного притормозило отца, но никак не уменьшило его злость. Он отказался слушать нас, продолжал материться, и орал, что если я выйду за дверь, то не сын я ему больше.

Мне было нечего сказать в ответ, и я ушел, закрыв за собой дверь.

О том, что случилось позже, я узнал только в 2016 году, когда моя сестра Тереза прислала мне электронное письмо после того, как прочитала эту часть моей автобиографии, когда я попросил ее проверить описанные в ней факты и события. Ей понадобилось почти сорок лет, чтобы набраться смелости нарушить семейный обет молчания и рассказать мне, что произошло в тот день после моего ухода.

До этого я думал, что отец уже ничем не сможет меня удивить.

Но не тут-то было, я глубоко ошибался.

В ДЕНЬ, КОГДА Я ПЕРЕЕХАЛ В КОММУНУ, ОТЦА НЕ БЫЛО ДОМА, И НИКТО ИЗ НАС НЕ ЗНАЛ, КОГДА ОН ВЕРНЕТСЯ. ОДНО МНЕ БЫЛО ПОНЯТНО: ПО ТЕЛЕФОНУ СООБЩАТЬ О МОЕМ ПЕРЕЕЗДЕ НЕЛЬЗЯ, ИНАЧЕ ОН ВЕРНЕТСЯ И ВЫМЕСТИТ ВСЕ СВОЕ БЕШЕНСТВО НА МАТЕРИ.

«Еще до приезда Чарльза я была в панике, – писала Тереза. – Я была на грани истерики, потому что чувствовала, что произойдет что-то ужасное. Мама решила дать мне сразу три таблетки, а может, и четыре, не помню. Это было снотворное или какое-то сильное успокоительное. Я была в таком нервном возбуждении, что таблетки вряд ли успокоили бы меня, но когда мама давала их мне, то сказала, что утром, когда я проснусь, она наверняка уже будет мертва, потому что ей, возможно, придется покончить с собой. Как только она сказала мне об этом, я поняла, что не должна позволить таблеткам вырубить меня, но от них я нетвердо стояла на ногах, и стала очень заторможенной. Поэтому не помню всего, что происходило, пока ты был в доме. Но как только ты ушел, в доме разверзся ад. Отец схватил мать за волосы и затащил ее в нашу с Лоррейн спальню, она ползла за ним на коленях. По всей видимости, ему нужны были зрители. Он продолжал пинать, бить и душить маму. Я была словно в полусне, но даже в таком состоянии поняла, что это были очень жестокие побои, возможно, самые ужасные за все время. Это все длилось несколько часов.