Обретение (СИ)

Старший немного смутился, но тут же парировал:

– Вы не тушите пожар вместе со всеми, почему?

– Каким образом? – Учитель Доо картинно распахнул руки и повернулся вокруг своей оси. Его роскошное длиннополое одеяние с широченными рукавами, затканными экзотическими цветами Запада, сверкнуло золотым шитьем. – Да и огонь почти угас.

– Простите, господин, – осекся страж, – я не учел Вашего статуса. А парнишка...

– Мой ученик, – резко прервал говорливого служителя порядка величественный и строгий Учитель.

– Я благодарю Вас за проявленную бдительность, господин... – он отошел к группе возмущенных жителей и что-то тихо, но строго начал им выговаривать.

Горячий ветер сушил слезы на моих щеках и припудривал их золою.

– Кхе-хе-хе... – скрипучий смех раздался за спиной. – Как всегда, где пожар и «Караул!», там мой ненаглядный Доо.

– Дэйю, милочка... – клянусь, Учитель Доо смущенно шаркнул ногой.

– Что, опять «милочка»? А пятьдесят лет назад, когда ты смылся от своей старой верной подруженьки, я ею не была?

– Но ведь к ученику, Дэйечка, ты же знаешь мой зов...

– К этому? – она подслеповато уставилась на меня.

– Нет, дорогая, – Учитель Доо погрустнел. – Я потерял его, не доучив. Да и с этим... пока не знаю, что делать. Возможно, Судьба ошиблась...

– Судьба не ошибается. Я зайду к тебе как-нибудь вечерком. Ты ведь давно уже здесь, а все не наведаешься...

И старая ведьма заковыляла к своему пряничному домику.

– Зачем ей сны? – импульсивно спросил я.

– Она их ест, – так же, не думая, ответил Учитель Доо. – Но, – спохватился он, – это уже не твое дело. Хотя меня обнадеживает то, что я слышу.

Мы все же дошли до бакалеи. Шая вцепилась в Учителя Доо как клещ, вытягивая из него подробности переполоха – она не могла бросить без присмотра лавку. Он отделывался общими словами, погруженный в размышления.

Ужин прошел тихо и несколько траурно. Заваривая чай, Учитель Доо бросил в кипяток пару цветков лотоса и ванильную карамель.

– Учитель, почему сегодня все получилось именно так? – подавлено спросил я.

– Юный друг мой, – проникновенно и серьезно промолвил он, – тебе прежде всего нужно понять, что добро – это вовсе не «когда всем хорошо». Добро часто бывает лишь искоренением зла, а когда искоренение бывало безболезненным?

– Но в чем они были виноваты? – я страдал от несправедливости произошедшего. Мне нравилась наивная простушка Аррава, всегда готовая подарить приветливую улыбку изгою квартала.

– Скорее всего, ни в чем. Иногда бывает так, что сильное, но неправильно сформированное чувство притягивает энергии изнанки, изначально враждебные нам. Ты ведь видел сам, и видел лучше меня, насколько тонко натянулась над нами ткань реальности? Стоило только промедлить, как эманации чистого зла заполнили бы тела горшечника и его семьи, перекроили бы их по своим законам... я не завидую соседям. Да и столица могла бы пострадать.

– Но ведь это была всего лишь глупая девчонка и ее глупая кукла!..

– Ставшие нежитью! Ты видел все сам... Но, скорее всего, кто-то ее подучил провести темный ритуал призвания, и этот «кто-то» меня тревожит. Пойми, – добавил он, после недолгого молчания, – наша работа – сохранять равновесие. Люди и их судьбы нам безразличны, а вот гармоничное сосуществование миров – наша забота. Там, где слишком много зла, добро причиняется через зло. Где переизбыток добра – да-да, такое тоже, нечасто, но случается! – зло обряжается в одежды блага. Ты можешь видеть, но не можешь влиять, не можешь исправить... Увы, тут ты бессилен, – он помолчал и грустно улыбнулся. – Но я обучу тебя всему, чему смогу. У тебя есть иные таланты, мой странный ученик.

После утренней тренировки Учитель призвал меня в свои апартаменты. «Дом в камышах» имел три внутренних дворика, окруженных комнатами с огромными окнами, распахнутыми в сад, и широкими галереями по периметру. Это была классическая планировка – глухие стены и забор, отгораживающие от соседей, и полная открытость внутри. Вокруг центрального двора располагались вход в просторный зал для приема гостей и пара комнат для отдыха. Левый и правый дворики окружали спальни и учебные комнаты, кабинеты и библиотека, находящиеся ныне в запустении. Все более-менее ценное давно вывезли в семейное поместье, поэтому их гулкие пространства были заняты лишь клубами пыли, паутиной и старой мебелью. Учитель занимал левую часть дома, ту, где была расположена кухня, в правой обосновался я, приведя в порядок небольшую спальню на втором этаже и кабинет под ней.

Учитель Доо расположился за массивным столом, отливающим медовой лаской старого ореха. Перед ним лежал пергамент странного фиолетового оттенка, испещренный, как я понял, пиктограммами древнего храмового наречия – не зря все это время я изучал его.

– Ну что же, думаю, пора подписать договор обучения, – торжественно произнес он. – Как тебя называли в семье, мой юный друг?

Я посмотрел, как он заносит кисть над пергаментом, чтобы вписать в него мое имя, покраснел и с вызовом произнес:

– Гангараджсардарнапал Иса.