– Да, желаем, – твердо сказал я, лихорадочно вспоминая, сколько денег у меня осталось, и невольно срываясь на манеру речи истинного Иса. – Считаем необходимым внести вклад в обеспечение функционирования квартала.
Стражник одобрительно крякнул и обратился к Учителю Доо:
– Молодец он у Вас. Правильный парень. Я, когда такие слова слышу... Пойдемте, до секретаря господина Дзиннагона доведу. Валариан!!! – рявкнул он в сторону караулки. – Остаешься тут за старшего. Бди.
– Тут ведь какое дело, – торопливо говорил он по дороге, – молодой господин как появился – мы знать не знали, кто он. Понятно, что из Иса, но живет один, без старших... То ли выгнали, то ли сам сбежал, но явно натворил что-то. – Я покраснел, ибо вояка был недалек от истины. – Вел себя тихо, девок непотребных не таскал, дебошей не устраивал, дружки благородненькие не хороводились вокруг. Правда, слушок прошел, что колдует потихоньку, порчу наводит и всякое... – я в изумлении вытаращил глаза, – ну, Вы же знаете, эти обормоты мохнорылые что только про господ не выдумывают. А тут пожар случился... странный такой. Мы не знали, что молодой господин сюда для учебы перебрался, хотя и о Вашем появлении докладывали, конечно... Оно понятно, дома, да среди привычных соблазнов, какая учеба? – я вспомнил отцовское поместье, свое отвращение к семейным знаниям и согласно закивал головой. – Простите меня, благородный господин, что я тогда, на пожаре нагрубил Вам. Мы не знали, что юный Иса обзавелся наставником...
– Это простительная ошибка, – добродушно улыбнулся в ответ Учитель Доо, – я, к сожалению, задержался в дороге и не мог прибыть раньше, поэтому мой юный ученик какое-то время лоботрясничал без меня...
– Не так уж и лоботрясничал, – облегченно вздохнул стражник, – так-то он спокойный сосед, только уж больно непонятный был. Я рад, что между нами нет вражды: последнее это дело, ссориться с учителями. Меня отец так нагайкой отходил за свару...
Я вспомнил прежнего наставника из отцовского поместья, каверзы, которые ему чинил, свое нежелание прислушиваться к словам... Речь этого прямого, как меч на его татуировке, вояки устыдила меня больше, чем уговоры сестер и требования отца.
– Как Ваше имя? – спросил Учитель Доо.
Стражник остановился и низко поклонился:
– Десятник Айсин Гёро, к Вашим услугам. Ветеран кайджунской кампании, командовал сотней.
– Клан меченосцев Тулипало... – понимающе кивнул Учитель Доо, – сюда назначены после ранения?
– Да, господин, – десятник поклонился еще раз. – Толку с меня никакого, даже наших молодых учить не смогу, так хоть здесь службу наладил... Жить можно. Господин секретарь, – доложил он, открыв тяжелую дверь кабинета, – к Вам посетители. С пожертвованием...
Сказать, что нас приняли хорошо – это ничего не сказать. Нас приняли как родственников, вернувшихся после долгого путешествия под родную крышу. Худощавый строгий господин, вежливо представившийся как член младшей семьи Иса, был еще молод, но уже по-клановому серьезен и сух. Его радушие угадывалось лишь по смягчившейся линии бровей и торопливости, с которой он делал запись в бухгалтерской книге. Я в ответ широко улыбнулся и протянул последний кошель.
Посещение управ дурно сказывается на кармане посетителей.
Учитель Доо после обеда назначил дополнительную тренировку «единой нити», а сам удалился готовить что-то невообразимо вкусное, судя по доносящимся ароматам. Время от времени он строго покрикивал из открытого проема кухни, настаивая на большем усердии в занятиях. Ужин, однако, прошел без привычных разговоров, и на столе были, как обычно, рыба, горка риса с овощами и чай. Для кого же предназначены яства, выставленные на широкий поднос?
Ночью к Учителю Доо пришла старуха Дэйю. Я услышал дребезжащие звуки струн и взрывы смеха, доносящиеся из центрального дворика. Учитель Доо, видимо, ждал, что меня сморит усталость после двух дневных тренировок, но добился обратного – уснуть было мучительно сложно. Натруженные мышцы болели так, что любое шевеление ими ставило мозг на грань меж сном и ужасной явью. Ну уж нет! Назло Учителю ворвусь в зал для приема гостей и разрушу их стариковский междусобойчик. Скрючившись, я достал из-под кровати шелковые тапки, вышитые наложницей отца... Я любил ее за добрые глаза, нежную улыбку и конфеты (очень вкусные конфеты, между прочим), которыми она меня угощала. Кажется, отец тоже любил ее именно за это. Накинул теплый ватный халат и, еле передвигая ноги, пополз – иного слова не подобрать – по лестнице, понимая что «ворваться» никак не выйдет. Ну, хоть пошпионить за педагогом...