Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

С созданием организации пополнилась библиотека «Товарищества». Особенно удачливыми в сборе книг оказались Мария и Вера. Книги покупали в книжных лавках и на Александровском базаре на развале. В библиотеке «Товарищества» была художественная литература, книги по истории и вопросам экономических учений. В особом списке — «Манифест Коммунистической партии», «Гражданская война во Франции» и «Речь Петра Алексеева на суде», «Социализм и политическая борьба» и «Наши разногласия». Потрепанные книги переплели, вели им счет…

«Товарищество санкт-петербургских мастеровых» объединило первых русских социал-демократов. Точисский верил: скоро появятся тысячи борцов, потому что рабочие, освоив идеи марксизма в кружках самообразования, сами становились пропагандистами социал-демократии. Для революционной России работа «Товарищества» не пройдет бесследно…

Выкрутив фитиль до предела, Павел читал. Лампа «семилинейка» отбрасывала на стену причудливую тень. У стены, на койке, подложив под голову руки, лежал Дмитрий. После ремесленного Лазареву удалось устроиться в железнодорожные мастерские. Домой он возвращался поздно, измотанный, уставший.

— Через неделю мастер обещал принять на работу и тебя, — сказал Дмитрий и прикрыл глаза.

Время позднее, скоро двенадцать. За окном темень. На той стороне улицы тускло светил фонарь.

В дверь стукнули. Павел поднял голову от книги, а Дмитрий вздрогнул, — видимо, засыпать стал. Стук повторился.

— Кто бы? — удивленно спросил Точисский и пошел открывать.

Воротился не один, с Головым. Кондрат был возбужден.

— Раздевайся, рассказывай, что стряслось?

— Раздеваться не буду, тороплюсь.

Взял стул, сел.

— На механическом взрыв, погибло трое. На заводе никакой безопасности, люди работают до изнеможения, платят мало, обсчитывают, измываются над рабочим человеком. Плохо живем. В общежитиях теснота, грязь, вонища. Нет просвета. Народ волнуется. Говорят, пускай зарплату повысят, в бараках ремонт сделают, расселят. Постановили начать стачку. С утра объявить. Избрали комитет стачечный.

Точисский подошел к Кондрату:

— Главное — держаться. Слышите, держаться! — говорил Павел напористо. — Старайтесь подбодрить товарищей. Если стачка затянется, у нас касса «Товарищества». Выделим особо нуждающимся помощь. О стачке немедленно сообщить всем. Попытаться заручиться поддержкой рабочих других заводов. Правительство применит силу, ну да волков бояться — в лес не ходить.

С приходом Голова Дмитрий поднялся:

— Мастерские я беру на себя.

— Судостроителей и металлистов поручим Тимофееву и Буянову. Завтра же с утра свяжемся с ними, — сказал Точисский. — Шелгунов с обуховцами поговорит.

— Мне пора, товарищи дожидаются, — Кондрат поднялся. — Хорошо, если конка будет. — От двери повернулся: — А некоторым семьям мы поможем.

— Непременно, — кивнул Точисский и потряс ему РУКУ- Удачи вам…

Едва рассвет тронул город, как фабрично-заводские гудки начали свою перекличку: сипели, свистели, басили.

День на механическом начался обычно: людской поток торопливо вливался в заводские ворота, растекался по цехам. Постепенно завод наполнился привычным шумом и грохотом. Кондрат встал к станку, подтянул ключом гайки, посмотрел по сторонам: каждый занят своим делом.

«Неужели сорвется, испугается народ?» — подумал Голов и тотчас прогнал непрошеную мысль. Не может быть. Стачечный комитет постановил начать забастовку с девяти утра, когда появится заводская администрация.

Гул станков, звон металла, окрики мастера, как удары бича. Любит распекать рабочих, особенно новичков. За спиной Кондрата мастер задержался. Голов спиной почувствовал его взгляд, будто сверлом просверлил.

Удалился мастер в другой конец цеха, а Голов достал часы: до сигнала еще сорок минут. Медленно тянется время в ожидании.

И снова мысли вернулись к вчерашнему заседанию. В высказываниях комитетчиков не было разногласий, за стачку высказались все, единогласно. А как домой воротились, небось жены в слезы: выбросят с завода, чем жить будем? Того не хотят уразуметь, что и это не жизнь. Горе горькое мыкают…

И вдруг заревел гудок. Не как всегда, возвещая начало или завершение рабочего дня, а призывно. В токарном наступила полнейшая тишина. Замолчали, как будто в изумлении, станки. Рабочие вытирали паклей руки, а гудок ревел, подбадривал: «Конча-ай!»

Мастера из цеха словно ветром выдуло.

— Во, двинул! — рассмеялись ему вслед токари. А на заводском дворе уже собирался народ:

— На весь Питер нашего ревуна слыхать!

— Знай дело!

На штабель ящиков легко вскочил Кондрат Голов, скомкал в руке шапку:

— Товарищи! По вине хозяина и администрации погибли наши братья — рабочие! Не смолчим! Не стерпим! Стачечный комитет решил объявить забастовку. Выработаны требования к администрации, не отступим от них!

— Ни в жисть! Пускай хоть из пушек палят!

— Костьми ляжем!

— Читай, чего комитетчики постановили? Кондрат поднес к глазам лист, повысил голос:

— Довести оплату до двенадцати рублей, и никаких вычетов!

— Пра-авильио, обдирают, как белок! Выждав, пока успокоятся, Голов продолжал: