Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

Точисский работал наборщиком. Уставали глаза. Однако, возвращаясь на квартиру, еще долго не ложился. А поднимался рано, до фабричных гудков.

И в эту ночь Павел бодрствовал долго. Подошел к окну. Шумел ветер. Облепленный снегом фонарь светил тускло, раскачивался. Пустынно на улице. Проехали санки, и снова никого.

Вспомнился Екатеринбург. Верно, спит засыпанный снегом их старый дом. Как там мама, может, думает сейчас о нем и Марии…

Прошелся по комнате. Дмитрий спал, свернувшись калачиком, на полу раскрытая книга. Павел прикрутил фитиль лампы, убавил огонь.

Вчера Точисский убеждал Людвига в необходимости программы для «Товарищества санкт-петербургских мастеровых», утверждая, что цель «Товарищества» не только кружковая работа. Программа необходима. И она не будет копировать программу немецких социал-демократов. В России иные условия, чем в Германии. Что касается женевской группы, то у Плеханова в программу «Товарищества» непременно нужно взять непримиримость к народничеству и убежденность в необходимости пропаганды марксизма…

Программа «Товарищества санкт-петербургских мастеровых» должна открываться ближайшими задачами, и первая из них — политическое воспитание российского пролетариата. Рабочий класс должен иметь политическое образование, тогда он поймет свою цель…

Четко видятся Точисскому и другие, дальние задачи — свержение самодержавия, власти капиталистов, торжество научного социализма в России…

Взяв со стола часы, Павел открыл крышку. Стрелки показывали начало второго. Раздевшись, Точисский улегся под одеяло, но заснуть все равно не мог. В последнее время чувствовалась какая-то неудовлетворенность делом. Первое время даже не мог ответить, откуда она. Занятия в кружках идут своим чередом, деньги в кассе имеются, библиотека работает…

Почему-то вспомнилась благоевская газета «Рабочий». Вот бы их «Товариществу» наладить выпуск своей газеты. Однако до этого ох как далеко. Непростое это дело. И хотя он, Точисский, работает в типографии, ему надо установить тесную связь с печатниками, узнать каждого, сделать своими единомышленниками. А еще потребуется бумага для газеты. У Авсеенко ее не добудешь: тут каждый лист на учете…

Всю недозволенную литературу Мария перевезла к Брейтфусам, сложила в комнате Людвига. Ему передали и деньги «Товарищества»: у Брейтфусов безопасней, а Васильев, кажется, попал под подозрение.

Беговые санки катили легко и быстро. Снег на мостовой поскрипывал под полозьями, на поворотах санки заносило, того и гляди опрокинутся, но кучер правил лихо.

Скоро год, как Точисская и другие бестужевки окончили курсы. С Павлом Мария виделась только по воскресеньям, и то чаще вечерами. Днем он проводил время в центральном кружке.

Мария стала замечать: Павел часто раздражался, чем-то озабочен. Спросила, он лишь усмехнулся. Бывшим бестужевкам Точисский настоятельно советовал помнить о конспирации.

Пришло письмо от родных: они звали ее и Павла хотя бы несколько дней пожить у них. Девушка твердо решила: наступит весна и они съездят в Екатеринбург. Пусть на неделю, две, весной, когда все будет в зелени и тепло выгреет солнце…

Катятся санки от Невского на Васильевский остров, поскрипывает полоз. Мария подумала о просьбе Людвига побывать с ним в мастерских Нового адмиралтейства. Условились о времени: через день, когда она будет свободна от дежурства. Как-то они уже выступали вместе, и, кажется, удачно. Точисской Людвиг нравился: он хороший пропагандист и товарищ.

У дома, где она снимала комнату, Мария остановила извозчика, взяв пустую сумку, сошла на тротуар и, посмотрев по сторонам, открыла дверь подъезда.

Потребовалось срочно сменить квартиру. В воскресное утро, возвращаясь с ночной смены, Павел каким-то особым чутьем уловил слежку. Чье-то движение в унисон с его. Ускорил шаг, тот, покуда невидимый, не отставал. Свернул в улицу, филер следом. Приостановился, и тот затаился.

У витрины продовольственного магазина Точисский задержался и только теперь увидел… Так вот кто тянется за ним хвостом. Егор Зиновеич!

Павел невольно подумал: когда же он оказался под подозрением? И по своей ли охоте, хотя вряд ли, скорее, приставлен к нему Егор Зиновеич! Значит, предположение, что Зиновеич — агент охранки, подтверждается. Прав Шелгунов, говоря, что полиция внедряет осведомителей в фабрично-заводскую среду из самих мастеровых. Создавая новые кружки, непременно надо учитывать тактику охранки.

Долго блуждал Павел по улицам города. Насилу на Лиговке оторвался. Даже посмеялся в душе: уж если по собственной ретивости следит Зиновеич, то бедолага и в церковь не попадет, вырядился-то к обедне.

В тот же день, посоветовавшись с Дмитрием, решили сменить квартиру, а покуда подыщут, пожить Лазареву у Шалаевского, а Павлу — у Шелгунова…

Был поздний час, когда Точисский постучался к Василию. Тот, как был босой, прошлепал в сени, открыл дверь. Холодный осенний ветер ворвался в избу.

В темноте узнал Точисского, посторонился:

— Случилось чего?

— На день-два приютишь?

— Можно и навсегда, — пошутил Шелгунов. — Так что же стряслось?

— Кажется, попал на крючок.