Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

— Когда обнаружил?

Точисский поставил баул, снял короткое поношенное пальто, рассказал о случае с Зиновеичем.

— Точно, филер, — согласился Василий. — Такие богобоязненные для полиции и охранки клад. Их медом не корми, лишь бы людям пакостить. Людям напакостить — престолу послужить. — И засуетился: — Ты, вот что, Варфоломеич, покуда я на стол соберу, располагайся тут.

Засиделись до рассвета. Обо всем переговорили. Шелгунов интересовался:

— Ты, Павел Варфоломеич, все верно продумал. Я имею в виду цель «Товарищества», а одного в толк не возьму, куда ты крестьянство подевал? Мужика деревенского, откуда весь рабочий люд корень ведет?

— Будущие социалистические преобразования непременно коснутся и деревни, — ответил Павел, — но революцию совершит пролетариат.

— Без крестьянина? Нет, позволь не согласиться с тобой, Варфоломеич, потому как сам я из псковских крестьян и знаю: найдутся мужики из бедноты и с рабочими на самодержавие поднимутся. Да и всегда находились мужики, за дубину брались…

— Ох, ошибки народников повторяешь, Василий, это ни все в мужика верили.

— Почему — народников? Я к мужику с иной меркой, ем они, подхожу. Народник ряженый в деревню шел, а я сам деревенский и так считаю: пролетарий на царя и капиталиста встанет, а мужик — на барина.

— Ишь ты, как в тебе, Шелгунов, псковский крестьянин заговорил, — улыбнулся Точисский. — А ты подумай, может ли сознание крестьянина подняться до уровня развитого пролетария?

— Ты меня, Павел Варфоломеич, к стенке не припирай, я все равно при своем останусь.

— Ладно, нас время рассудит… — снова и, кажется, уже не в первый раз произнес Точисский.

Минует несколько лет, и Точисский, познакомившись с книгой Владимира Ульянова «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», изменит свое мнение о роли крестьянства в революции, признав в нем союзника пролетариата.

Квартиру нашли на Литейном, в доходном доме купца Чуприхина, маленькую, дешевую. Останавливались в доходном доме в основном люди случайные, приезжие. Таких, как Точисский и Лазарев, совсем мало.

Павел любил Петербург Васильевского острова, Нарвской заставы, Выборгской стороны. Любил рабочие районы, где он в своей одежде мастерового чувствовал себя спокойно и уверенно. Его не сторонились, опасаясь испачкать дорогие наряды, не косились, как на чужого.

В пролетарских районах, где копоть фабрично-заводских труб густо покрывала крыши казарм и домишек, редко жили равнодушные обыватели, здесь селились близкие Точисскому люди, а за мрачными кирпичными заборами, где от рассвета и дотемна грохотало и ухало, ревело и стонало, металось пламя и сыпало искрами, трудились прокопченные гарью товарищи Павла Точисского.

Как-то зашел Павел на почтамт. Ждал ответа от Силантия Силыча. В письме в Москву Точисский ставил вопрос о необходимости более широких встреч. Назрела пора, писал Павел, установить контакты «Товарищества санкт-петербургских мастеровых» с социал-демократами Москвы, обменяться опытом самообразования рабочих, политического воспитания…

На почтамте Точисский лицом к лицу столкнулся с Богомазовым. Оба встрече обрадовались. Пожали руки, отошли в сторону.

— Небось списали меня со счета, черт побери, а я жив, курилка, — сказал Иван. — Возмужали, Павел, возмужали, истый пролетарий. Совсем не тот гимназер, каким видел вас в Екатеринбурге. Этак года через три-четыре увижу, не узнаю.

— Да и вы не молодеете. Небось заботы старят? Хотя чего спрашивать?

Богомазов помрачнел:

— Обстановка в нашей организации действительно тяжелая. Казнь Ульянова, Генералова и других товарищей сказалась. А совсем недавно полиция еще двоих взяла. Вы, может, их помните, они были на том собрании, куда я водил вас… Курсистка и студент… Их ждет если не казнь, то каторга непременно. На квартире у них обнаружили запас бомб.

— Все бомбами играете, Иван…

— А как понимать программу ваших товарищей — благоевцев? Они террор не исключали.

— Вы правы, но Благоев и его друзья принимали террор как исключение. Да у вас же, народовольцев, они это и позаимствовали.

— Да, хорошо было бы обновить наше течение фабрично-заводскими рабочими.

— Напрасные мечты. Этого мы вам не позволим. Богомазов рассмеялся:

— Не ершитесь, Павел, иначе мы с вами снова расстанемся как неприятели. А на деле нам бы союзничать, идти плечом к плечу, чтоб локоть друг друга чувствовать,

— Не получается, — развел руками Точисский.

На почтамте многолюдно. Постояли еще немного в тихом, полутемном месте, поговорили и разошлись.

ГЛАВА 6

Широко отмечала церковные праздники Россия. В январе гуляла от рождества до самого крещения. Официальный Санкт-Петербург горел огнями, сиял фейерверками, ярко светился окнами дворцов и особняков.

В праздники побывал Точисский у Васильева и Тимофеева, зашел к Шалаевскому. Иван звал:

— Приезжайте, должен быть Анютин…

Домик у Шалаевского небольшой, но в комнатах чисто, цветы вокруг и вкусно пахнет сдобным тестом. Старая мать Ивана накрыла стол, внесла самовар и удалилась, оставив сына с гостями.