Обретя крылья. Повесть о Павле Точисском

Вчерашний допрос, хотя какой это допрос? Павел понимал: состоялась первая беседа, следователь прощупывал заключенного, составляя о нем мнение, Ну что ж, он, Точисский, готов к очередной встрече,

— Эй, топай бойчее, чего ногами еле двигаешь? — горланит стражник.

Кому он, неужели ему? Павел возмутился, но охранник наскочил:

— В камеру захотел?

Однако время кончилось, арестованных разводят, передают надзирателям. Те запирают камеры, и тюрьма выбрасывает во внутренний дворик следующую партию.

Сняв пальто, Точисский сел на кровать. Вспомнил слова следователя о невесте. Лизочка, она придумала, лишь бы добиться свидания. Добрый друг Лизочка! Прикрывает глаза, и ему видятся они, его товарищи, он запомнил их на всю жизнь.

Мысли нарушил мерный стук кованых сапог по железному полу галереи. Шаги надзирателя. Он уже у двери. Остановился, открылось окошечко, и голос сиплый, тупой:

— На постели сидеть воспрещается! Захлопнул окошечко, удалился.

Павел не встал. Впереди томительный, долгий день, еще настоишься,

Мария добилась свидания.

Пять минут, но какие важные для Точисского,

Павла от нее отделяет стол, а в торце сидит охранник. Его лицо непроницаемо. Он все видит и все слышит.

Мария бледная, под глазами тени. Переживает, но вида не подает, крепится, Она улыбается, и Павел подмаргивает ободряюще.

— Здравствуй, сестрица! — И первый вопрос: — Дома как?

Мария опирается локтями о стол:

— Все хорошо, ходят на работу. Дмитрий заболел, положили в больницу. Доктора диагноз не установили. Вера навещала его. Все наши тебе кланяются.

Точисская говорит торопливо, она спешит выложить все. Недозволенное надо передать иносказательно. Точисскому радостно: «ходят на работу», значит, «Товарищество санкт-петербургских мастеровых» действует. «Сестрица, как я тебе благодарен», — хочется крикнуть Павлу, но он только подает ей знак глазами, понял, да. А она расспрашивает его, и он отвечает:

— Обо мне не беспокойтесь, доктор один раз меня прослушал, обещал посмотреть еще, но я на здоровье не жалуюсь.

Охранник, ухо настороже, кое о чем из разговора политического с барышней догадывался, но придраться не к чему, ни одного предосудительного слова. Разговаривать о родственниках и о болезнях на свидании не возбраняется никаким циркуляром. Но на всякий случай кашлянул недовольно. Однако заключенный и бровью не повел, будто не его касается, знай свое продолжает.

Опершись кулаками о стол, охранник медленно поднялся:

— Свидание окончено. Барышня, прошу удалиться. Заключенного в камеру!

Дело Точисского принял ротмистр Терещенко, а он не спешил. Ознакомившись с материалом, ротмистр сказал сам себе:

«Каков орешек! Да, политическим в упорстве не откажешь».

И он потер тяжелый подбородок.

«Что же признают Точисский и его друг? Книги, литературу нелегальную. А куда деваться, здесь факт налицо, целая пачка изъята на квартире. Молодость, молодость! Однако не зелена, знают, канальи, чего хотят. И характера им не занимать, могут стоять на своем».

Через руки жандармского ротмистра сколько революционеров прошло! Вел дознания народников, чернопередельцев и землевольцев. Смелые до отчаянности, особенно те, кто на террор упирает. Ведь знают — на смерть идут. Ан не служит горький урок впрок…

В последние годы в России социал-демократы активизировались. Из Женевы господин Плеханов свои брошюрки шлет. Здесь благоевцев едва ликвидировали — Точисский появился, марксизм среди фабрично-заводских проповедовал…

Терещенко озабочен. Нет, он не относился к тем немногим чиновникам, которые недооценивают социал-демократов. С появлением социал-демократов в России ротмистр сразу учуял опасного врага. Хотя социал-демократы и не подстерегали императора с револьвером и бомбой где-нибудь у Манежа или на Марсовом поле, они посягали на святая святых, существующий государственный строй, на самодержавие.

В уме жандармскому ротмистру нельзя отказать. Он перечитал и Маркса и Плеханова, в социал-демократии разобрался, понял, в чем ее сила, что борьба с ней будет трудной. Надо душить ее в зародыше. По этому поводу шеф корпуса жандармов имел беседу с ротмистром и остался суждениями Терещенко весьма доволен.

Нынче цена социал-демократам высокая. Сведения о них поступают к министру внутренних дел и на Фонтанку в департамент полиции. Точисский — птица не простая, не какой-нибудь увлекшийся гимназист, для которого революция будто для дитяти погремушка. Но как накинуть на Точисского силок? То, что арестован, еще не все. Теперь надобны факты, конкретные факты, уличающие в крамоле. Нужны признания самого заключенного. Где доказательства, что вел пропаганду против правительства среди фабрично-заводских? Агенты и осведомители оказались беспомощными, Точисского вообще не видели среди фабрично-заводских, а осведомитель, показавший на Лазарева, исчез неизвестно куда.