Обрученные Венецией

Синьор Фоскарини повиновался жене, а когда она обернулась к служанке, чтобы вернуть стакан на поднос, то заметила ехидную улыбку, скользнувшую по губам противной горничной. Это пришлось заметить и самому Адриано, при взгляде которого Урсула сменилась в своем взоре кротостью, однако никто странной мелочи не стал уделять досконального внимания.

Адриано прильнул устами к супруге, переживая в себе всю горечь этого вынужденного расставания. «Тому, кто никогда не переживал расставания с истинно любимой женщиной, ничего не ведомо о любви!» – подумалось ему, и он прижал к себе Каролину, словно боялся, что кто-то возжелает сократить это мгновение любовного упоения и вырвет ее из его объятий.

– Прошу простить, сенатор, но наемники ждут… – послышался нетерпеливый голос Урсулы.

Возмущение, исказившее его лицо, даже напугало Каролину. В какой-то момент ей почудилось, что Адриано набросится на горничную. Но он лишь слегка повысил голос до своенравного тона:

– Мне следует отчитываться перед прислугой?

Урсула виновато склонила голову.

– Простите за дерзость, сенатор.

– Поди прочь.

Скрепя сердце, что не смогла быть угодной сенатору, Урсула отошла, все же внутренне обвиняя Каролину в гневности Фоскарини по отношению к прислуге. Ранее он нуждался в ее прислуживаниях гораздо более, чем сейчас.

– Как в мое отсутствие ты справляешься с ее наглостью? – поразился он.

Каролина лишь улыбнулась.

– Я не заостряю внимание на поведении Урсулы. Мои мысли занимают более достойные люди и более весомые вещи.

Они вышли на улицу, где небеса сыпали на Венецию легкий дождик. Адриано заботливо закутал Каролину в плащ, вытирая попавшие на лицо капельки и стремительно стекавшие по ее белоснежной коже.

– Синьора Фоскарини, – в его голосе чувствовалась ни с чем не сравнимая восторженность сочетанием этих слов, – будьте милостивы, сохраните себя в целости и сохранности до моего возвращения домой.

– О-о, сенатор Фоскарини, – с кокетством отвечала она, – разве смею я пренебрегать собою в то время, когда мое тело не принадлежит себе? Как, впрочем, и душа. Это ваш удел распоряжаться ими.

Его уста растянулись в довольной улыбке, но ее тревожный взор на какой-то момент принудил его застыть в одном положении.

– Адриано, молю тебя, – он услышал, как дрожит ее голос, – будь осторожен!

После этих слов он облегченно улыбнулся.

– Можешь мне поверить, моя прелестная Каролина, что ради тебя я выполню эту просьбу.

С этими словами, едва заставив себя оторваться от ее сладких губ, он направился к молу, у которого его ожидала снаряженная гондола. Каролина последовала за ним, словно стараясь сократить расстояние, разделявшее их, чтобы отдалить мгновенье разлуки.

– Я люблю тебя, – он не услышал ее негромкий голос, но прочитал слова по движению губ.

Послав ей воздушный поцелуй, Адриано заметил, как она отвернулась, наверняка пряча слезы. И он знал, что это был не дождь, а слезы ее сердца. И причиной тому была тоска от предчувствия долгих часов разлуки.

"…предательство – это поощрение, а не вопиющее пренебрежение"

Понуро опустив голову, Адриано пустил гнедого шагом. Поиски Беатрисы оставались напрасными, и сенатор готовился сдать позиции, тешась мыслью о скором возвращении в свой палаццо. У него не оставалось сомнений, что Беатриса прячется у кого-то, иначе какой-то след им был бы уже найден. Эта плутовка выбрала самое подходящее время для побега: под покровом ночи, когда никто не смог бы ее увидеть. Тем самым она не оставила и своего следа.

Чем дольше длились эти бесконечные поиски, тем меньше Адриано представлялось возможным найти Беатрису. Сейчас, спустя три дня своего отбытия из родных стен, а также блуждания по степям и коммунам, все, что он видел наиболее желанным, это прильнуть к возлюбленной Каролине, чтобы насладиться теплом ее горячего сердца. Теперь его усталость и тоска по возлюбленной взяли свое: кузина и ее проблемы отодвигались на задний план.

В конце концов Беатриса решилась покинуть знатные стены отцовского дома, и она вправе сама выбирать образ своей жизни. Будь то богатство и роскошь или бедность и простота. Она не захотела принимать тяжкую женскую участь и намеренно отказалась от нее путем побега. Ему же нужно думать о своей семье! О своей любимой Каролине, которая стала единственным смыслом его жизни.

Себе в сопровождение Адриано взял четверых наемников, за которых заплатил из собственного кармана. Он не желал скупиться на людей, в которых видел надежных сопровождающих. Сам Карлос отказался нести эти растраты еще две недели назад, когда разуверился в том, что сможет отыскать дочь. Адриано же знал пессимизм своего дяди, который, в сочетании с жадностью, плодов принести никак не мог, но он не желал беспокоиться по этому поводу и молча решил проблему.