Общага-на-Крови

– А я не даром, – тут же возразил Ванька. – Я за водкой бегал, пили вместе, да потом чмондел тут два часа, развлекал Савцову с Новиченко. Я честно заработал часик одиночества.

– Я все равно тут сидеть буду, и не получится одиночества.

– А с тобой, харя, и так одиноко. Как со своей тенью.

– Правда, с трезвой тенью.

– Нет. С тенью хорошего-хорошего человека, каким я мог стать, но не стал.

– Вы мне все твердите, что я чистенький и хороший, – желчно сказал Отличник, – а все для того, чтобы подсластить мне. Чтобы я от вас отстал. Что-то мне не кажется, будто тебя совесть мучает. Скорее наоборот – тебе еще глубже в грязь залезть хочется.

– Нет-нет, отец! – Ванька притворно замахал руками. – Не говори так! Ты похож на обычного умного человека, когда так говоришь! Если уж ты взялся за роль русского инока, то не отступай от текста!

– Ни за какую роль я не брался! – с досадой сказал Отличник. – Я взялся только тебя отсюда вытащить, и все.

– Я все равно не пойду. Мне… там страшно.

– Почему? – удивился Отличник.

– Там много смерти, – рассудительно сказал Ванька.

Отличник словно бы снова увидел девочку, лежащую в луже крови под желтой стеной, и снова ощутил нарастающее отчаяние.

– Всюду смерть, – тяжело сказал он.

– А меня она со всех сторон обложила.

В глазах Ваньки, устремленных на Отличника, было жесткое, беспощадное ожидание, когда же он, Отличник, наконец поймет.

– Ванька, у нас в комнате нет демонов или духов, – так же жестко ответил Отличник. – Она умерла, спрыгнула с крыши и умерла. И все. Больше ничего нет. Даже ее.

Ванька молчал, роясь в бороде.

– У Нелли только что чуть не случилась истерика, – помолчав, продолжил Отличник. – Леля ото всех заперлась. Игорь куда-то убежал. Хоть ты-то приди. Ты же человек сильный.

– Сильный, аж в жопе мыльный, – ответил Ванька и отвернулся.

– Тогда я пошел, – вдруг сказал Отличник. – Я не «скорая».

– Постой! – Ванька ухватил его за рукав. – Нет, не уходи! Мне уже и здесь страшно!

Отличник остался сидеть.

– Дай денег на пазырь, – предложил Ванька. – Тогда пойду.

– Не дам, – утомленно ответил Отличник. – Разве я тебе хоть раз давал? Зачем тогда просишь? Тебе вообще пора завязывать, Ванька. У тебя запой. Ты уже весь опаршивел от пьянки. Когда ты белье в последний раз менял? От тебя несет, как от козла.

– Молоком? – с надеждой спросил Ванька.

– А сегодня тебе еще надо протрезветь, – не обратив внимания, добавил Отличник. – В семь часов студсовет. Не явишься же ты туда пьяный!

– Да хрен с ним! – отмахнулся Ванька. – Скажи, отец: я еще хороший?

– Когда не пьешь, – не желая миловать, сказал Отличник.

– Ну, прости меня, отец. Не могу я. Душа горит. Вот девчонка спрыгнула, и думаешь: ведь она мне никто. А-а, плевать, переживу, мол. Одной раной на душе больше, и ладно. Все кажется, что еще много душевных ран вытерпишь, а вдруг оглянешься и видишь, что на душе-то уже места живого нет.

– А что делать-то, Ванька? – с прорвавшимся отчаянием спросил Отличник. – Что делать? Пить, что ли, да?

– А я другой анестезии не знаю. Я помереть боюсь очень.

– Кто тебя заставляет помирать? Живи.

– Я тебе расскажу, харя… – помолчав, решил Ванька. – Разбередила меня эта дура… Помнишь, я осенью ездил домой?

– Помню. На похороны друга.

Ванька почесал бровь, перевернул стакан вверх донышком и его горлом стал прокручивать на скатерти вмятины-круги.

– Он умер от лейкемии. Я служил вместе с ним. В автобате. Однажды нас, восьмерых водил, гоняли на полигон за какими-то приборами. Там и облучились. Доза, говорят, охренительная. Из нас восьмерых двое уже померли, двое по больницам…

– А остальные? – тихо спросил Отличник.

– Остальные – ничего… – Ванька пожал плечами. – Но я знаю, что потом все равно достанет. Через год, ну, через два… Я после похорон лег на обследование, потом звоню в онкологию, представляюсь своим отцом, как, говорю, там?.. – Ванька помедлил. – Пока нормально, говорят. Я спрашиваю: а когда? Ответили, что не телефонный разговор. Вот такая ерунда, харя.

Отличник долго молчал.

– Все равно, – упрямо сказал он. – Все равно, Ванька, надо жить. Дверь туда всегда, для всех, в любой миг открыта. Надо иметь силы проходить мимо открытой двери.

– Да ведь я живу! – весело возразил Ванька. – Знаешь, какое счастье! Руки, ноги, голова – все так замечательно! – Ванька пошевелил плечами и головой, точно примеривал обнову. – Солнце видеть замечательно, порежешься – кровь течет красная, замечательно! Жрать вкусно замечательно, трахаться замечательно, даже поссать вволю, когда долго терпел, замечательно! Я ведь живу, харя! Зачем вы все меня хороните: спился, спился… Да ни хера подобного! От радости я пью, потому что каждый день – праздник! Вы говорите, что это прожигание жизни, но как выразить-то еще, что делать?

– Ну… – подумав, нерешительно начал Отличник. – Ты же знаешь, что я говорю, если о таких вещах берусь рассуждать… А ты этого не любишь…

– С чего ты взял, что не люблю? – удивился Ванька.

– Кажется, – неловко пояснил Отличник.