Общага-на-Крови

– Дурак ты. Наоборот, очень люблю. Только мне что, волоса на жопе от этого вырвать, что ли? А то, что выспренно у тебя выходит, – так это не постыдно, не смешно. Просто веры в человеке много. Сомневаться ты еще не научился. Хотя, по правде говоря, больно уж прекраснодушны все твои бредни о даре в человеке. Все в твоем «даре» так ладненько, так красивенько, так чистенько. Как в тебе. А мне бы говнеца побольше, тогда бы я поверил.

– Ну, если ты спрашиваешь, то я бы сказал так, – ободрился Отличник. – Надо жить, чтобы в твоей жизни истина была.

– А как? Чего делать? Творить?

– Конечно, и творчество… – кивнул Отличник. – Но не только. Дар – это не только творчество, но и любовь, познание, добро…

– А я, может, с этой точки зрения богаче вас всех живу, – усмехнулся Ванька. – У меня одна только Лелька чего стоит. Ну а творчество… Что поделать, если бог обделил…

– Зачем ты так говоришь? – спросил Отличник. – Мне ведь и Леля, и Игорь рассказывали… Ты же врешь, и в первую очередь себе.

Ванька помолчал, ерзая на стуле.

– Я, харя, наверное, очень талантливый человек, – нелогично заметил он. – Я ведь музыку хорошо понимаю, сам играю, стихи пишу… То есть раньше писал. Хорошие стихи. А из-за этого облучения все бросил. Ни к чему.

– Почему это? Боишься не успеть? Так ведь это глупо, Ванька.

– Нет, тут дело не в боязни не успеть. Просто, харя, талант – это всегда больше, чем один талант. Это еще и какое-то вечное напоминание себе о своей смерти. Без этого таланта не бывает. А у меня, как я узнал про облучение, отсохло это напоминание, и от таланта ничего не осталось. Потому и пью, что тоска.

– Опять ты врешь, Ванька, – устало сказал Отличник. – Как начинаешь про себя говорить, так и врешь. Почему это ни у кого в такой ситуации ничего не отсыхает, а у тебя отсохло? Не хочешь – не говори, сам разговор затеял, а вранье твое мне ни к чему.

Ванька достал мятую сигарету, расправил ее и закурил.

– Видишь ли, отец, – начал он. – Я не могу принять твоего «дара», потому что это слишком много для одного человека. Человек – скотина мелкая, в него все сразу не влезет. Для меня в себе главное – творчество, а на все остальное я положил. Я бы творчеству в жертву все, что угодно, принес – ничего не жалко. Тем более что и нет ничего. И космосу важно только творчество, а все остальное – пофиг. И у космоса, и у человека самая важная работа – созидание. У человека нет никакого иного созидания, кроме творчества. Дома ты строишь или каналы копаешь – это фигня, все развалится через тысячу лет, и будет пустыня. А вот дух человеческий собою увеличивать – это уже стихия. Творчество – оно не арифметическая, а геометрическая прогрессия. Ты не одну частичку к сумме прошлого добавляешь, а всю сумму на себя умножаешь. От этого дух человеческий на целую степень возрастает. Поэтому в творчестве каждый человек соразмерен с космическими масштабами и одной с космосом истиной пронзен. Творчество – это инстинкт истины в человеке. Общей, вселенской истины созидания. Только я вот чего боюсь, харя. Ну, начну я сочинять. А как сочиню я чегонибудь хорошее, так вся моя важность для космоса кончится и меня на свалку. Когда знаешь, как это случится, сильно страшно становится. А я жить хочу, отец, хочу быть на земле. Но опять же бес-то искушает, поэтому и напиться надо. Пьяным ничего не сделаешь, это точно. Я уже пробовал.

– Ты же говорил, что тебе ради творчества жизни не жалко…

– Вот ты, харя, ночью мимо кладбища ходил? – разозлившись, спросил Ванька и бросил на стол потухшую сигарету.

– Ходил.

– Почему?

– Дорога вела.

– А на могилке посидеть не тянуло?

– Не тянуло.

– А что так?

– Страшно.

– Вот и мне умереть страшно. Жить хочется, но жизни не жалко, а умирать очень страшно. Жизнь – фарс, но смерть-то ведь не фарс. К тому же тут еще одна закавыка есть. Ну, сочиню я, потом заболею, а вдруг выясниться, что я дерьмо сочинил?

– Если дерьмо, то не заболеешь. Потенциал-то не израсходуешь.

– Нет, для космоса это будет зашибись, а для меня и людей – дерьмо? Ну, для меня-то ладно. Если я это пойму, то и не доделаю до конца, брошу. А если все люди скажут, что это дерьмо?

– Если никто не оценит? Ну и что, Ванька. Для себя делаешь.

– Не-ет, харя. Для себя – это когда ты себя уважаешь. А меня в жизни уже столько раз с говном смешивали, что я себя уважать не могу. Я только человечество уважать могу. Я не могу писать на необитаемом острове. Мне нужно, чтобы меня слышали.

– Боишься, что не услышат, и поэтому молчишь?