Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Социальный вопрос в немалой степени носил интеллектуальный характер. Влиятельные чиновники, такие как Ямагата Аритомо, понимали, что общественные вопросы становятся все более неразрешимы по мере того, как они преломляются и определяются в сфере мышления, поэтому энергично атаковали философию «общественного деструктивизма». Существовало опасение, что изучение социального вопроса приведет к отождествлению с «обществом»: социология приведет к (все еще домарксистскому) социализму. И действительно, самые ранние организации профессиональных социологов в Японии – те, что действовали на рубеже XX века, – не всегда строго проводили это различие. Однако под определенным политическим и юридическим давлением они научились этому. В конце концов пропаганда опасного, радикального и «иностранного» дискурса социализма уступила место политическому приспособлению или замалчиванию – и общепризнанной «безопасной» социологии245. Не очень часто, но со значительными последствиями для последующего публичного дискурса возникали и подлинные ереси, как среди независимых или непризнанных ученых, так и среди привилегированных представителей ученых кругов. И марксизм был пусть и не единственной, но самой продолжительной и плодотворной формой ереси в поздней Японской империи [Умэмото 1962; Уно 1974к: 11–15; Маруяма 1961: 55–62].

Если бы не долг перед марксизмом и конфронтация с ним, модернистские общественные науки вообще не сформировались бы. Действительно, после Первой мировой войны термин «общественные науки» стал в Японии синонимом марксистского классового анализа. Общественные науки стали не просто методом анализа, а самостоятельным «движением»246. Это, вероятно, свидетельствует о его систематическом и в значительной степени текстологическом, даже герметическом, характере в большей степени, чем деятельность революционных партий. Однако эти два явления нельзя полностью отделить друг от друга.

Как отметил Маруяма, такой марксизм не был грубым экономическим детерминизмом. Скорее,

…марксистская философия и интерпретация истории утверждали не только… неразрывную связь экономики, права и политики, но и то, что даже литературу и искусство следует рассматривать не изолированно, а как взаимосвязанные с ними. Указывая на общий базис, над которым ставятся различные «надстройки», марксизм по праву можно считать первым Weltanschauung в современной Японии, которое заставило человека интеллектуально объяснить трансформацию социальных систем общим и последовательным образом.

Действительно, такова была «великая теория современного идеализма, носившая название материализма». Его «методология продемонстрировала поразительную свежесть ви́дения как объединяющей, систематической науки» японцам, погрязшим в преднамеренно узкоспециализированном академизме [Маруяма 1982: 107–108; Maruyama 1974: xxiv (курсив в оригинале)]247. Изучать общественные науки – значит быть «обобщителем» в этом смысле. И когда эти обобщения сочетались с серьезной приверженностью марксизму как доктрине революции, «обществовед» должен был отвергнуть императорский институт во всей его полноте. Таким образом, марксизм в действии был официальной и самой одиозной ересью из политического и социального мейнстрима Японии до 1945 года, подходящей для репрессий.

«Тирания Германии над Японией»