Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Как мы понимаем политику? Не как работу, выполняемую в невообразимо отдаленных кругах, недоступных обычным людям, какой-то особой породой людей; и не как включающую отказ от обычной повседневной жизни и погружение в какой-то совершенно отдельный мир. Скорее, это вопрос привычки, восприятия политики как деятельности, которая, даже если занимает небольшую часть повседневности, все равно неизменно занимает это место как часть выполнения самых распространенных наших социальных обязательств. Демократия зависит от такого мышления в большей степени, чем другая идеология, какой бы великолепной она ни была, или любая система, какой бы формально оснащенной она ни была. Это ее истинная основа. Здесь, в Японии, нам, возможно, недоставало традиции прямой демократии, практикуемой в греческих городах-государствах. Но вместо этого мы имеем в качестве нашего интеллектуального наследия великолепную концепцию «доморощенного [мирского] буддизма». Выражаясь современным языком, все это означает политическую деятельность непрофессиональных политиков. Не обязательно «принимать политический постриг», чтобы заниматься политикой. Когда политика остается в руках политиков и парламентариев – людей, целью которых является политика как таковая, или таких групп, как партии, которые подходят к ней аналогичным образом, – демократия начинает умирать [Маруяма 1960: 182]278.

Однако, хотя движение свергло правительство архитехнократа и закоренелого антикоммуниста Киси Нобусукэ, оно потерпело неудачу в достижении своей главной цели. Вместе с поражением профсоюзных забастовок на шахтах Миикэ протесты 1960 года проложили путь к «экономическому» урегулированию при Икэде Хаято, которое фактически изменило японскую демократию. Институциональные рамки, заложенные в 1947 и 1955 годах, сохранились наряду с демократической риторикой того периода. Но нормативное ядро больше не формировалось за счет мобилизации общества и широкой политической критики. Вместо этого оно предполагало участие потребителей в росте валового национального продукта, обусловленном «крупномасштабными слияниями и развитием специально созданных контрактных систем» [Исида 1984: 198]. Протесты против договора выглядели исключительным, хотя и жизненно важным эпизодом, в то время как смысл послевоенного просвещения затуманивался.

Таким образом, для Маруямы закончились 1950-е и с разочарования начались 1960-е. Его ключевым текстом в этом отношении, несомненно, является «Нихон но сисо:» (1961) [Маруяма 1961]279. Аргументация этого текста сложна и типична в своей двойственности: с одной стороны, она дает полный выход агонистическому напряжению, которое так глубоко укоренилось в мыслях Маруямы, а с другой – раскрывает нюансы, отсутствующие в его трудах десятилетней давности.