Общие родственники

И именно на последней лекции того семестра Нина Ивановна впервые всмотрелась в глаза девчонок-четверокурсниц, в упругие овалы их лиц, розовые губы, челки и локоны. И впервые она подумала о том, что к одной из таких вот свеженьких, горячих женских особей ушел ее Ванечка. И, делая вид, что ждет, пока затихнет в большой лекционной аудитории легкий гул, Нина копалась в своих ощущениях: она понимала своего мужа Ваню, обычного мужчину, не устоявшего перед соблазном, что ж тут непонятного. Но ей было жгуче стыдно за декана химического факультета Ивана Григорьевича Новгородова, «согрешившего» со своей студенткой. Глупее поступка для коллеги не придумать. Вся последняя лекция этого семестра прошла для Нины словно через завесу этих посторонних мыслей, и была она рассеянной и непривычно долго подбирала слова.

По-настоящему плохо стало недели через две после его ухода, когда стало понятно, как ужасающе длинны и бесполезны вечера. Особенно – вечера летние, которые длились и длились, и никак не заканчивались. Солнце закатывалось за горизонт катастрофически медленно, и бесконечный световой день обязывал чем-то заниматься, что-то делать. А что делать вечером дома без мужа, Нина не могла никак придумать. Июнь, как назло, выдался солнечным, радостным, ярким и, врываясь в окна, требовал ответной радости. Нина задергивала шторы, включала телевизор, но часто не могла сосредоточиться на том, что в нем говорили. Кроме одиночества ее сгрызало и другое, ранее неведомое ей чувство горечи: она представляла, ЧЕМ занимается этим длинными летними вечерами ее муж Ванечка со своей малолетней любовницей. И подспудно – господи, Нина, возьми себя в руки! – она беспокоилась, не хватит ли мужа во время этих занятий удар.

Ванечка несколько раз возвращался, чтобы забрать то одно, то другое. Ходил по квартире с решительным лицом, сжатыми губами, резко открывал и закрывал шкафы, всем своим видом демонстрируя категоричность и неотвратимость принятого решения. Так он вел себя во время их ссор, и Нина всегда делала первый шаг, всегда начинала разговор, даже если (особенно когда!) виноват был он. И Ванечка, выплеснув остатки гнева и недоговоренных слов, приходил в свое обычное равновесное состояние.

Его нынешние метания по квартире были провокацией к разговору, даже к скандалу, но Нина молчала и не сходила с дивана. Она не собиралась ничего выяснять, всё и так было понятно. Если бы он спросил ее: «Нина, ты ничего не хочешь мне сказать?», она бы ответила: «Ванечка, у нас ведь было всё хорошо. Ведь я всю жизнь любила только тебя. Ну как ты мог?!» Но он не спросил. Заявил, что полюбил другую женщину. Но эта фраза, произнесенная даже с излишним пафосом, не произвела в Нине никакого душевного движения. Конечно, полюбил. Деканы просто так из 30-летнего брака не сбегают. Впрочем, заговорить про развод ни у кого из них смелости не хватило.

                                         * * *

Через неделю после ухода мужа Нина встретила Витю Смирнова. Он окликнул ее на улице, легко выскочив из припаркованного автомобиля недалеко от университета.

– Нина Ивановна, – радовался Витя, – добрый день! Как вы? Как там, на кафедре, дела?!

Нине понадобилось несколько секунд, чтобы в симпатичном молодом мужчине распознать бывшего студента Смирнова. Узнала она его по широкой обезоруживающей улыбке, слишком ясной и открытой для особи мужского пола, как она определила еще во времена Витиного студенчества.

Витя был необычным студентом. Парень на филфаке – сама по себе редкость. Спортсмен, что среди «филологических мужчин» было делом почти немыслимым, Витя пользовался у девиц факультета бешеным успехом. А выбрал объектом обожания преподавателя – ее, Нину Ивановну. Ему было 22, ей 35, он был ее дипломником, и то, что увлечен своим научным руководителем, скрывать, казалось, и не собирался. На консультации приходил с конфетами, делал комплименты, вызывался проводить до дома.

«Виктор, – говорила ему Нина как можно более строго, – прекратите. Вы ставите меня в неудобное положение перед коллегами. Конфеты свои заберите, и больше чтобы я их не видела!»

«Хорошо, конфеты заберу», – с готовностью соглашался дипломник и ослеплял своей добродушной улыбкой, кивал, но коробки с шоколадом неизменно забывал на кафедре.

Нина рассказывала мужу про пылкого студента, и они оба хихикали за ужином над тем, что «Нина еще ого-го» и что «рано списывать ее со счетов». И Ванечка, казалось, даже как-то по-особенному смотрел на нее в тот год, когда Витя писал у нее диплом.

Диплом Витя защитил хорошо. Не блестяще, но для пятерки хватило. После защиты он пришел на кафедру, свежевыглаженный и замученный одновременно, схватил руку Нины и с усилием прижал к своим губам, наклонившись для этого так, что Нина видела его затылок. И таким трогательным показался ей светлый вихор на этой юношеской голове, что она не сразу отняла от его губ свою руку.