Община Святого Георгия

– Моё тело больше не храм её? – печально улыбнулся Семёнов.

– Именно так. В любой системе верований, на любом из языков, в любой комбинации слов – это всегда и именно так. Приятно оказаться влюблённой в единомышленника в синтоизме, буддизме…

– …иудаизме, христианстве, мусульманстве, – подхватил Алексей. – Да и всё это глубже, раньше. Я хотел стать египтологом, Вера.

– Всё не раньше. Всё – всегда.

Она снова взяла его за руку.

– Я хочу уйти в своё всегда достойно.

Вера поклонилась, подтверждая уже высказанное твёрдое намерение.

– Но прежде… Не окажете ли вы мне честь, Алексей, отужинать со мной?

Княгиня привезла своего молодого кавалера в ресторан «Палкин». Прекрасное заведение без лишнего шика. К тому же ещё и богемное, писатели и поэты его весьма жаловали за не самые дорогие цены при сохранённой возможности лоска.

Прежде Вера Игнатьевна распорядилась провести юноше все необходимые очистительные процедуры во избежание конфуза. Её-то это не беспокоило. А вот ему было совершенно ни к чему на его персональном последнем пиру, который он жаждал провести как Петроний Арбитр. Передала ему смокинг, раздобытый ещё днём. Сама принарядилась как на самое настоящее свидание. Ибо по сути оно для неё таким и было. Вера врать не умела. Её действительно восхитил этот юноша. Совсем ребёнок, принимающий неизбежность смерти.

Приехали в модной пролётке, швейцар открыл двери, метрдотель провёл к столику, организованному по высшему разряду, и вручил юноше винную карту. Алёша был смущён обстановкой. Подобного рода развлечения не были ему знакомы.

И в силу возраста, и по финансовым обстоятельствам его родовитого, но крайне обедневшего семейства. Княгиня ободряюще ему улыбнулась, подмигнув. Метрдотель – предупреждённый ею, – был всерьёз любезен, да и человеком был тонким. Не жалеющим, но сострадающим. Вере Игнатьевне был обязан, у врачей должников всегда в избытке, и далеко не каждый, хвала небесам, забывает о долгах.

Алёша, заглянув в винную карту, рассмеялся над собой.

– Я вина в жизни не пил!

– Если вы позволите, Алексей, передоверим выбор профессионалу.

Метрдотель отвесил учтивый поклон, принимая у Алексея карту.

Довольно скоро принесли заказ, поскольку понятно было развитие событий, и всё приготовлено ко времени. Княгиня ела с аппетитом. Её спутника более радовало наблюдение за радостью жизни, нежели её вкушение. Его свет уже действительно преобразовывался в фаворский. А юношеская истовая влюблённость лишь добавляла сияния превращению энергий. Уходить в подобном ореоле позволительно лишь безгрешному. Но вина он пригубил, и оно вдруг наполнило его силой и смелостью.

– Вера, скажи, если бы я был здоров и жил, возможно ли…

Разумеется, княгиня поняла, о чём он. И хотя разделяло их без малого двадцать лет, она сказала:

– Да!

Сказала со всей щедро отпущенной от природы честностью. Алексей Семёнов сейчас был прекрасен. И невозможно было представить иного развития событий, если бы… Если бы.

– Жозефина была старше Наполеона!

– Не настолько! – рассмеялась Вера.

– Лора де Верни была старше Бальзака на двадцать два года.

– Ты очень начитан, мой дорогой возлюбленный! Так что ты знаешь, что она не была его женой.

– Аполлинария Суслова и Розанов?

– О, да! – княгиня опустошила бокал и наполнила вновь, чуть подлив и Алёше. – Эта сучка сперва высосала жизнь из и без того несчастного Достоевского. А теперь впилась вампирскими клыками в повзрослевшего Розанова. Я – кто угодно, но не вурдалак, мой мальчик!

Семёнов сделал большие глаза, услыхав слово «сучка» из уст княгини Данзайр.

– Заметил, малыш? Даже на пороге смерти нас преследует моторика так называемого «хорошего воспитания». Это то, о чём я говорила тебе в палате, – Вера склонилась к нему и понизила голос до интимного шёпота. – Я и правда живу так, как если в следующее мгновение умру. И потому позволяю себе всё. Всё, что соответствует моим понятиям о совести, чести и достоинстве. Нет ничего бессовестного, бесчестного и недостойного в том, чтобы назвать суку сукой! Недостойно было бы не сказать правду, – она откинулась и громко произнесла: – Скажи же! Скажи, что думаешь! Тебе совершенно нечего бояться!

Через паузу, всё ещё смущаясь, Алёша негромко произнёс:

– Сучка.

– Громче!

– Сучка! – выпалил Алёша.

– Смелее! Вот так! – она крикнула в зал: – Аполлинария Суслова – сучка!

– Аполлинария Суслова – сучка! – воскликнул следом за ней юноша. И вдруг понял, что ему действительно совершенно нечего бояться. И дело вовсе не в том, что и про кого он сейчас выкрикнул. И плевать, действительно ли сучка Аполлинария Розанова. Если и так – это её выбор, её путь, и насколько она на своём пути честна и достойна, знать только ей. И никакие сторонние мнения не изменят сути того, кто избрал путь… какой бы то ни было.

На них оглядывались. Иные дамы – с надменными лицами, выражавшими лишь ханжеское недовольство. Забавно, но именно эти дамы первыми полагали Суслову – сучкой. Вере, признаться, было всё равно. Мужчины одобрительно кивали, а иные даже аплодировали.