Община Святого Георгия

Выйдя на задний двор, Вера прислонилась к стеночке, достала портсигар, закурила.

– Как звать?! – окликнула она госпитального извозчика, вертевшегося тут же, разумеется.

– Иваном Ильичом, – размеренно ответил извозчик, степенно подойдя к высокой даме в белом халате.

Вера протянула ему распахнутый портсигар.

– Не, я свои. Чего мне это баловство.

Он достал самокрутку, Вера щёлкнула зажигалкой. Иван Ильич не побрезговал, прикурил из рук княгини. Дождавшись, пока он распыхтит ядрёную смесь, Вера протянула руку.

– Вера Игнатьевна!

Госпитальный извозчик и здесь не изменил себе. Прищурился, пыхнул.

– Господа, случалось, руку подавали. Но чтобы дамы!

– Жми, не тушуйся, Иван Ильич. Новый опыт!

– Старую собаку новым фокусам не обучишь.

– Обучишь, пока живая! Жми давай, мне тут так и торчать с протянутой рукой? – Вера прикрикнула, но глаза её смеялись.

Иван Ильич тоже был не дурак, так что, тщательно обтерев ладонь о волан, под Верино понукание:

– Давай, проворнее! Не жениться же я тебя заставляю! – он, наконец, пожал руку Веры, о чьём княжеском достоинстве был, само собой, осведомлён. Облегчённо хохотнул и с искренним благоговением, хотя и не без крестьянского лукавства, сказал:

– Скажете тоже, Вера Игнатьевна! Не того я полёта птица!

Вере удалось смутить Ивана Ильича, о чём она и не догадывалась, а он сам ни за что бы не признался.

– Вы, значит, наш новый дохтур!

– Я, Иван Ильич, старый доктор. Просто до войны здесь другой извозчик был. А вот должность у меня новая. Не старший ординатор, а вроде как начальник.

– Слыхал, слыхал! Скубент в ночном болтал, мол, непорядок, баба в командирах.

Вера усмехнулась.

– Я ж для господ скубентов и дохтуров, кроме разве сильно некоторых, вроде как лошадь. Они мыслят себе, что лошадь слов не разбирает. А лошадь, бывает, поболе ихнего разбирает! Я люблю Клюкве газеты почитать, так что я знаю, что вы – командир! И спасибо, Ваше высокоблагородие, нашего полку прибыло. Тут до вас лошадей уважали токмо Хохлов, Кравченко и молодой наш, Белозерский.

– И Белозерский говоришь?

– Он. Хорошая компания у лошадей.

Вера рассмеялась.

– Меткий вы человек, Иван Ильич. Рада знакомству, надеюсь на дружбу. Пойду, у меня для Хохлова новости хорошие!

– Хорошие новости – это хорошо. Я тоже Клюкве не всё читаю. Чтоб, значит, колик желудочных не было. Вы, ежели чего, Вера Игнатьевна, кликайте. Куда князьям без толкового холопа?!

– Ох, и хитёр же ты, Иван Ильич! Холоп из тебя, что упряжь из бумазейки! Но ты совершенно прав! – добавила Вера серьёзно и ещё раз горячо пожала руку госпитальному извозчику.

Когда княгиня скрылась в клинике, Иван Ильич задумчиво произнёс в небеса, прежде запустив туда рядок дымных колец:

– А и баба, и врач, и командир! И в штанах! Так и чего? Кобыла вон поболе мерина потащит… Жеребцы – те дурные. Или покрыть, или в бой. Ежели умная кобыла верховодит – и конюшня в порядке.

Ася зашла в сестринскую. Матрёна Ивановна пила чай и была, похоже, в прекрасном расположении духа. Посему Ася осмелилась.

– Вера Игнатьевна… она какая?

Матрёна проницательно посмотрела на подчинённую.

– Какая надо. Тебе что за забота? Она – начальник. Про начальство думать и рассуждать – не твоего ума дело!

– Ей совсем мальчика умирающего не жалко!

– Почём знаешь? Учись лучше у неё! Вон как она диагноз поставила. Даже Хохлов не справился, – старшая сестра милосердия покачала головой. Но тут же нашла оправдание любимому профессору. – Измотался, понятно.

– Толку от того диагноза, Матрёна Ивановна?! Не более чем надежды лишила. Так бы он не знал, что умирает, и умер бы спокойно. А теперь знает наверняка, что умрёт.

Матрёна стала ехидной.

– Ты чего разгорячилась-то?! Аж зенки засверкали! Ой, одно ли тут милосердие к юноше?! ВСЕ умрут! И ВСЕ об этом знают. Давай теперь рыдать с утра до вечера. Пофамильно по каждой живой душе. Ты мне это брось! Ты другим ври, да себя-то хоть из сапог в лапти не обувай! Тебе не этот мальчишка интересен, а совсем другой! Марш дело делать! Чего интересно – у самой княгини спроси, у неё ответ не заржавеет. А так, знаешь, кто про кого за глаза говорит, тот того боится!

В кабинет профессора Вера зашла в самый разгар корпения Кравченко и Хохлова над бумагами. Правильнее сказать, корпел Владимир Сергеевич. Алексей Фёдорович бороздил кабинет, не всегда удачно закладывая галсы, потому доставалось стульям, которые в текущей финансовой ситуации клиники тоже стоило бы поберечь.

– Ну что там?! – несдержанно выкрикнул профессор.

– Морфий и перевязочные материалы все средства заберут. На новый инструментарий не достанет, – спокойно констатировал Кравченко.

– Отставить считать копейки! – провозгласила Вера Игнатьевна.

Мужчины уставились на неё с удивлением. Княгиня подошла к подоконнику, взяла Библию, сдула с неё пыль. И, потрясая первоисточником в направлении коллег, процитировала:

– Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.

Хохлов чихнул.

– О! На правду! – рассмеялась Вера.

Профессор встряхнул головой и раздражённо прокомментировал: