Община Святого Георгия

– Оставьте, мой дорогой учитель! Не обязательно сообщать родителям Семёнова, что мы его вскрывали. Тело забальзамировано, ушито, приведено в пристойный вид, наряжено в приготовленное погребальное.

– Вот! Слышите? – перевёл он возмущённый взгляд на Николая Александровича. – Ей, господин Белозерский, даже «не обязательно сообщать»! Такие у неё высочайшие моральные устои!

– Я не заявляла свои моральные устои высочайшими. Я лишь продемонстрировала способность идти на компромисс, профессор!

– Алексей Фёдорович, не обессудьте, – мягко вклинился старший Белозерский в пикировку. – Но в словах Веры Игнатьевны есть резон. Я не могу поверить в то, что она совершает какое-то действие исключительно из бравады. И волки сыты, и овцы целы – это и есть компромисс. Ради общего блага. Не все и не всегда понимают…

– Ясно, что эта особа вас очаровала! – припечатал профессор. Поворотившись к Вере, отчеканил: – Делай что хочешь!

Княгиня поклонилась профессору. Пошла к двери, но не смогла удержаться от хулиганской выходки, обернулась:

– Работяга Амиров, умирающий от рака лёгких и уже убитый мною на операционном столе, Николай Александрович…

Купец перекрестился, изменившись в лице.

– Ваш сын его воскресил, аллилуйя! Так вот, работяга Амиров – не сын приятелей Алексея Фёдоровича. Потому его позволено потрошить как угодно ещё при жизни во благо медицинской науки. А за изъятие из мёртвого тела уникального патанатомического препарата пришлось выдержать бой!

Она выскочила за дверь, не дав профессору слова сказать. Хохлов был готов лопнуть от гнева. Николай Александрович с восторгом взирал на уже закрытую дверь. Кравченко слегка улыбался, качая головой. Но купец Белозерский был прежде всего купцом. Так что, хлопнув в ладоши, повернулся к профессору.

– Алексей Фёдорович, я хотел обсудить с вами ряд некоторых моих соображений…

Препарат саркомы вышел удивительный. Александр Николаевич потрудился на славу. Деформированный тазобедренный сустав с разрастаниями пористой изменённой костной ткани был полностью очищен от плоти, ординатор занимался дальнейшей его обработкой, когда Вера зашла в прозекторскую.

– Вера Игнатьевна, поразительная саркома! – воскликнул он. – Как мальчишка держался – непонятно! Она уже в такие отдалённые места проникла. Какие же невозможные боли он терпел! Вот что значит молодой сильный организм!

Княгиня дала ему такую сильную пощёчину, что у него кровь из носа пошла.

– За что?! – от неожиданности он даже не ойкнул. – Если я вас оскорбил своим вчерашним визитом, что же вы сразу меня не выгнали?

– Это часть человека, ещё не погребённого. Имей уважение! Завтра утром оперируем Амирова.

– Снова?

– Снова.

– Но как?

– Завтра! Сейчас у меня дела с твоим отцом. Выпиши я ему такую оплеуху, он бы не вопил: «За что?!»

– А что бы сделал папа? – ошеломлённо спросил Александр Николаевич. И тут же понял, как глупо это выглядит.

Княгиня сделала шаг назад и посмотрела на него насмешливо.

– Или бы дал сдачи. Или поцеловал.

Саша усиленно заморгал. Бросаться с лобзаниями на княгиню было поздно, после таких-то заявлений. Да и в руках был препарат.

– Но у него же непереносимость хлороформа! – наконец выдавил Александр Николаевич, совершенно растерявшись под пристальным, изучающим взглядом княгини. – У Амирова, не у моего батюшки. У папы – не знаю, тьфу-тьфу-тьфу!

– У тебя отличные хирургические рефлексы! – уважительно произнесла Вера, улыбнувшись.

– В смысле?

– У тебя кровь течёт, но ты ни единого движения не сделал её утереть.

Она достала марлю из кармана халата, промокнула юшку и поцеловала ординатора в щёку.

– Завтра будешь рвать и метать, что сам не догадался!

Глава XXVI

Утром следующего дня бригада стояла в операционной. Несчастный Амиров покорился судьбе, сил сопротивляться не было. Он не понимал, что происходит, и в голове его крутился старый анекдот, пересказанный ему в перевранном виде, о том, как некий граф косил косой капусту, а крестьяне, наблюдая беспричинное непотребство, лишь головами качали: кто ж их, образованных, поймёт?! Он знал, что надо молиться, но молиться вслух было страшно, а там, где молятся внутри, не оставалось места, всё пространство заняло чёртово «кто ж их, образованных, поймёт?!» Вот что несёт этот парень?

– Опыты Августа Бира по кокаинизации спинного мозга удались лишь при операциях ниже пояса. Симпатические эффекты при высокой дозе обезболивания такого рода приведут к параличу респираторных мышц! – восклицал Александр Николаевич.

Красивая баба, отчего-то здесь всеми командующая, молотила ему в ответ тоже невнятную ерунду, эдак с подковыркой, что называется:

– Вы, Белозерский, весь во власти заграничного! Не верите в отечественного человека. Всё «Немецкий хирургический журнал» читаете! Между тем русский хирург Яков Бертович Зельдович…

– Так уж и русский? – не без той же подковырки парень перебил бабу.

– Русский! – припечатала она так, что тот захлопнулся. – Русский хирург Яков Бертович Зельдович опубликовал работу аналогичной тематики, но куда более глубокую…