Тут уж Василий Андреевич пришёл в совершенно прекрасное расположение духа. Бог с ним, что обсмеяла его Осипом[28]
, однако лично ему изволила эпистолу накатать и отметила особо. Широко распахнув дверь, он протрубил:– Прошу в людскую, чаю испить!
Георгий с удовольствием проследовал внутрь. Он доверял мнению княгини о людях. Ему понравился Василий Андреевич, крепкий русский мужик, не смотри, что весь в позументах. Георгий Романович едко пробурчал:
– Ишь ты, поди ж ты! В людскую. Не всем Гоголь помогает. У иных разве гоголь-моголь получается. Не в скотскую – и на том спасибо!
Василий Андреевич церемонно указал инвалиду направление. По лестнице сбежал Александр Николаевич с докторским саквояжем в руках. Он ненадолго отлучился из госпиталя. Стоило уже одежду сменить. И необходимо было кое-что прихватить из домашней лаборатории, чего не имелось в арсенале клиники «Община Св. Георгия».
Эксперимент с малышом Зотовым продолжался. Ещё не было понятно, чем он завершится. Но то, что он ещё не завершился, то, что малец жил, – вселяло надежду. Сегодня утром обороняться от отца Зотова послали Матрёну Ивановну. Рабочий устроил скандал, требуя предъявить ребёнка. Требование законное, в отличие от операции по спасению купидончика Петруши, спасти которого жаждало всё «тайное братство».
Особенно прикипел к небесной красоты мальчику Порудоминский. За что подвергся осмеянию, впрочем, беззлобному, со стороны товарищей по секретной миссии. Он самостоятельно вызвался большую часть времени дежурить на посту. У студента меньше обязанностей, чем у ординаторов и среднего персонала. Чтобы его не упрекали в излишней чувствительности, вместо детских сказок и ласковых песенок Порудоминский нарезал по кругу довольно бездарное творение:
Александр Николаевич радостно поприветствовал инвалида:
– Здравия желаю, Георгий Романович! Как ваше ничего?
– Вот, Вера Игнатьевна к вашему батю шке с посылкой отправила.
Чуть нахмурившись на этих словах, но тут же просветлившись, – есть куда более важные заботы, папенька же средства на клинику выделяет, по делу наверняка! – Белозерский-младший подбежал к Георгию, пожал руку, чмокнул Василия Андреевича в щёку и понёсся к двери.
– Завтракать! – окликнул Василий.
– Не хочу! Папе приветы передавай!
И выскочил за дверь.
– Вот ведь! В одном доме – и приветы передавай. Но я смотрю, – Георгий оглядел холл и лестницу, – у вас тут можно годами мимо друг друга промахиваться!
Василий Андреевич самодовольно хмыкнул. То, что его любимец так тепло пожал руку инвалиду, добавило последнему плюсов в глазах преданного слуги.
– Прошу! Позавтракаем вместе!
– Экая честь! – желчно проворчал Георгий, двигая за Василием Андреевичем.
В течение следующего часа эти двое так спелись, будто с детства были дружны. Слава богу, такое ещё бывает.
Вера Игнатьевна вернулась в клинику раньше Александра Николаевича, хотя и она заглянула домой, отдала распоряжения Георгию, прежде проверив состояние его культей. Она зашла с парадного входа в мужском костюме, который как-то особенно шёл ей сегодня. Опасности, трудности и любовь мужчины всегда держали княгиню в потрясающей форме. Она не понимала, как иные женщины «её круга» не умирают от безделья. Впрочем, и умирали. Много раньше положенного. От ожирения, от надуманных болезней, становившихся вполне материальными от такого-то отношения, и от прочего подобного, что Вера иначе как смертью от безделья не называла. Без дела совсем освинячиться можно.
Любила Вера Игнатьевна рассказывать по светским гостиным байку английского фольклора о свинорылых богатых дамах, наделённых телом женщины и головой свиньи. А не дай господь в гостиную пускали восхитительных деток, Вера не упускала случая умилиться, как прекрасно они хрюкают, где их серебряное корытце и нашли ли уже пару, дабы объединить копытца. Хорошо, что в гостиных Вера бывала редко.
Навстречу ей попалась Ася, помогавшая передвигаться пациенту на костылях. Ампутирована была одна нога.
– Анна Львовна, за мной! – скомандовала княгиня.
– Доброе утро, Вера Игнатьевна! Сейчас, только помогу…
– Пошли, пошли! Собака на трёх ногах скачет – и человек сможет!