Община Святого Георгия

Вере подумалось, что Ася может как излечить Владимира Сергеевича, так и окончательно искалечить. Рисковать не хотелось. Сама Вера вряд ли могла помочь господину Кравченко, но кое-какие шаги в смысле симптоматического лечения она уже проделала. Она ожидала, когда выпишут «микстуру» по предоставленному ею «рецепту». Это не сделает Владимира Сергеевича счастливым, но честь его немного успокоится, как некогда была умиротворена честь Барклая. Но что толку, если всё это навсегда остаётся прошитым грубыми шрамами на сердечной мышце. Но и регенерация возможна. Когда ему вернут… Об этом рано говорить. Но сделано будет. Она первый раз позволила себе обратиться с просьбой к подруге. Тем более что та настойчиво интересовалась, чем может помочь Вере.

Хохлов был не в лучшем настроении. Доктора и ординаторы сидели, средний персонал стоял под стеночками. Хохлов вещал, когда Вера и Владимир Сергеевич вошли, и он не стал прерываться и удостаивать вниманием опоздавших.

– Вчера клинику самовольно покинула пациентка, что привело к фатальным последствиям. Я прошу средний и младший персонал впредь внимательней относиться к выполнению обязанностей!

Матрёна Ивановна состроила выражение, призванное продемонстрировать: «в наши обязанности не входит сторожить». Но профессор не счёл нужным обратить внимание на пантомиму старшей сестры милосердия.

– Персонал свободен!

Когда сёстры милосердия покинули кабинет, Хохлов мрачно обратился к докторам, ординаторам и студентам:

– Мы были зациклены на болезни тела, преступно упустив персонопатологию!

– Но кто бы мог ожидать, Алексей Фёдорович! – выступил Белозерский. – Психоз есть следствие пороков, а какие пороки могли быть у Татьяны Васильевой, упокой её душу, Господи!

– И страстей, молодой человек! И страстей! В «кухаркиных детях» страстей ничуть не меньше, чем в князьях. Или вы полагаете их бесчувственными?! Вы, кажется, горячо любите своего Василия Андреевича и вряд ли…

Профессор почувствовал, что заводится, окоротил себя. Холодно обратился к Вере:

– Что вы, княгиня Данзайр, думаете на предмет упущенного нами острого психоза? Как фактический руководитель клиники, скоро я оставлю кабинет вам, не извольте беспокоиться! Последние деньки оттопчу, пока вы с Николаем Александровичем план и смету не утрясёте, уж позвольте завизировать, и сразу!..

Он снова остановился. Опять несло. И это он смел упрекать Веру в горячности?! Профессор усмехнулся собственным мыслям.

Вера Игнатьевна мягко улыбнулась учителю. Она всё понимала. Потому не вступила в пикировку, высказалась по теме.

– Субстрат процесса – исключительно головной мозг. Мы преступно мало знаем о нём. Потому я поддерживаю и одобряю желание господина Порудоминского специализироваться в нейрофизиологии. У него для этого есть все склонности. Лично я – сторонница Вильгельма Гризингера и его мозговой теории психозов. Согласно этому учению, у Татьяны Васильевой было состояние психической подавленности, вылившееся в общий паралич. Затем последовало психическое возбуждение: маниакал, перешедший в неистовство. Экспансивный аффект и переоценка собственной личности, – последнее она произнесла колко, прищёлкнув пальцами. – Нельзя забывать о переоценке собственной личности. Мы все живём в состоянии переоценки собственной личности. Врачи особенно.

– Не будем слишком задерживаться. Владимиру Сергеевичу сегодня на дознание.

– Интересно, какие претензии могут быть к господину Кравченко? – выступил студент Порудоминский. – Владимир Сергеевич первым отправился на место событий… когда понял… чтобы предотвратить…

– Карательный аппарат нашей благословенной империи всегда найдёт за что уесть именно того, кто первым… – едко ухмыльнулся ординатор Концевич.

– Спасибо, Дмитрий Петрович! – с неожиданным высокомерием перебил его фельдшер. – Но это стандартная процедура. И как офицер…

Господи, какая боль и горечь мелькнула на его лице! Вере Игнатьевне невыносимо было видеть. Уж не потому ли Концевич устроил эскападу, чтобы задеть за живое? Вера это чуяла, хороший доктор обладает развитой интуицией, а она была великолепным. Или их что-то связывает? Что-то, чем молодой ординатор Концевич может навредить зрелому морскому офицеру, военному врачу…

– Как бывший офицер… – упавшим голосом продолжил Владимир Сергеевич, прервав Верины мысли, – я понимаю необходимость и приемлю без ненужных ремарок. Уверен, что все присутствующие относятся к этому так же, как к делу.

– К слову о деле! – Хохлов обвёл присутствующих свирепым взглядом. – Вы, дамы и господа, меня за слабого рассудком не держите! Для меня в клинике нет ничего тайного, включая консистенцию навоза Клюквы. И – нет! – не Матрёна Ивановна изволила сообщить мне о творящемся безобразии! Когда речь заходит о княгине Данзайр, нашей старшей сестре милосердия отказывает разум. Тут у неё чувства на первом месте. Страсть-с! Конспираторы х…! – Алексей Фёдорович припечатал всех словцом, которым не пользовался со времён последней Русско-турецкой кампании.

Студенты сделали вид, что их не существует. Ординаторы слились с пейзажем. Вера Игнатьевна рассмеялась: