Община Святого Георгия

Вместо полтинника мальчишка-газетчик получил рубль серебром. Думал было скатать губу да отчураться, подумаешь! Но скоро холода, а на серебряный рубль можно доброй обувки справить и из зимы живым в весну выйти.

Вера спустилась в полуподвал. Малец прильнул к крохотному грязному окошку. Мальчишка был не из тех, кто позволяет себе привязываться к кому бы то ни было. Он был скорее как бездомный щенок-подросток, знавший только жестокость и бесприютность. Такому руку протянешь – тяпнет. Тем удивительнее было высказанное им с сожалением, которого никто из тех, кто его знал, не мог бы от него ожидать:

– Эх, хана тебе, тётенька! Здесь мою мамку и зарезали!

В трактире дым стоял коромыслом. Точнее, смрадный угар, слагавшийся из испарений давно немытых тел, большей частью нездоровых, а также дешёвого хлебного вина, отвратительного пива, и даже характерный запах кустарного опия можно было уловить. На заплёванном полу поскользнулся пьяный в стельку мелкий чиновник в истёртом форменном мундире морского ведомства, уронил фуражку и пытался поймать её, потому как посетители с гоготом принялись её гонять. Вера ловко приняла подачу, поймав фуражку на носок ботинка, и вручила бедолаге. Не поблагодарив, тот схватил головной убор и, натянув, поспешил на выход. Судя по маневрам, лоция заведения в рифах его сознания была похлеще Северной Двины.

Надо заметить, княгиня Данзайр была чужда сословных предрассудков вовсе не из-за прогрессивных взглядов на «подлую буржуазию» или неизбежно вырождающихся потомственных аристократов. Это те, первые, «с топором под мостом», были витальные. Заниматься отъёмом чужих земель, устанавливать и укреплять там свою власть – это держит в тонусе. А в ряду поколений уже наблюдается упадок жизнеспособности, пассивность, вялость, застой. В том числе крови. Да, в рядах аристократии развелось слишком много кровных родственников. Впрочем, иная публика дешёвых трактиров тоже, по всей очевидности, продукт инбридинга, скрещивания близкородственных форм. Причина одна на всех: нажитое должно оставаться в роду, и не важно, две ли это худые коровы или двадцать два роскошных дворца. Собственность. Эфемерный по сути, но краеугольный по факту камень человеческой породы.

На Веру не обратили особого внимания. Щеголеватые молодые люди без средств были здесь не редкость. В задней комнате курили опий и шла игра. Щеголеватые молодые люди со средствами предпочитали заведения почище. Хотя, в отличие от публичных домов, это было вне закона.

Княгиня присела за грязный столик, к ней подошёл половой.

– Чего изволите? – поинтересовался он таким тоном, каким повздорившие мужики друг друга на бабью радость шлют.

– Безногого не видал?

Вера сунула ему монету.

– Это за каждого или оптом?

Она ухмыльнулась. Какие времена, такие и нравы.

– Четыре креста.

Монета исчезла, половой мотнул нечёсаной сальной гривой в сторону задних комнат.

– В кости режется.

В неимоверно грязном помещении от дыма выедало глаза, а обоняние прекращало существовать как понятие, ибо не могущий его утратить на время по приказу мозга вряд ли бы выжил. Здесь концентрированно существовало только одно: азарт. Азарт нищих был ничуть не меньшим по накалу, нежели азарт феодалов, захватывающих земли, или же азарт капиталистов, захватывающих рынки. Это страстное болезненное предвосхищение успеха, горячечное состояние. Жажда, будучи никем, стать всем, поймав за хвост удачу, эту диковинную птицу, которую никто не видел, но все точно знают: она есть!

В азарте нищих страсти больше, как больше аппетита в воистину голодном, а не стоящем на пути изысканного гедонизма. Для опустившихся на самое дно людей, собравшихся в этой комнате, азарт заменял всё, вернее, подменил собой всё. Они шли сюда, казалось бы, разными дорогами. Но по факту, если кто-то, идя разными дорогами, оказывается в одном и том же месте, значит и дорога была одна, даже если причины могли казаться разными. Кое-кто из них прежде был высококвалифицированным рабочим и мог бы сейчас стоять у доменной печи. Кого-то били с малолетства, и, став взрослым, он точно так же поступал со своими малолетними. Роднило их одно: эти люди были азартны. Ведь что такое азарт как не отсутствие воли?

И азартными нищими, и азартными олигархами правит полное расстройство волевой сферы. И какая разница, в чём именно это выражается. И об ином промышленнике можно, пожалуй, сказать, что он «человек железной воли». Это же можно сказать и о простом крестьянине, который занимается своим делом. И о рабочем. И о ком угодно, кем правит разум, а не азарт – болезнь разума. Алкающие же всё более утончённых, а то и откровенно извращённых развлечений во дворцах абсолютно ничем не отличаются от пропитой толпы оборванцев. И те и другие преступно больны отсутствием воли, которой не могут управлять самостоятельно, без функции жестокого внешнего контроля. За то и платят богачи, отправляющиеся на похудательные курорты. За то, чтобы им не давали жрать. Потому что не жрать сами они уже не могут. Они не могут нажраться. И чем те лучше этих? А эти чем хуже тех?