Община Святого Георгия

– «Приказ по кавалерийскому юнкерскому училищу…» Номер, число, печать, соответствующие факсимиле. «Дабы обезопасить юнкеров от заразы при половых отправлениях, устанавливается следующее…»

– Лариса Алексеевна – женщина образованная. Читать и писать обучена на нескольких языках. Просто передайте приказ! – вновь прервал его полицмейстер, на сей раз почти грозно.

Врач сделал вид, что смутился, и, привстав, неловко сунул бумагу Ларисе. Затем, усевшись, безо всякого смущения принялся за отложенную конфету.

Лариса Алексеевна, пробежав бумагу, подняла на полицейского исполненный гнева взгляд.

– Взводами?! Понедельник, вторник и четверг?! Три дня обслуживать… взводами?!

Сапожников, жуя и прихлёбывая чай, сочувственно тряс головой и поднимал плечи, как бы дивясь подобному расчёту пропускной способности борделя. Проглотив конфету и взявши ещё одну, со значением, за которым не слишком хорошо была припрятана издёвка, молвил:

– Сам Владимир Викторович счёл ваше заведение достойным высокой чести…

– Дешева же нынче честь! Рубль двадцать пять копеек за визит! – потрясла она бумагой в полицмейстера. К тому же что тут, – она заглянула в бумагу, – «…до ухода посторонние лица в дом не допускаются»?!

– Высокопревосходительство уведомил юношей, что более позорного долга, нежели в доме терпимости, не существует! – вставил Яков Семёнович.

– Ах, как это благородно с его стороны! – желчно отметила Лариса Алексеевна.

Полицмейстер поднялся, отставив чашку с блюдцем. Стройный, красивый зрелой мужской красотой и отчего-то теперь злой на Ларису, никаких искательных взглядов. Следом неуклюже, эдакой особой виртуозной неуклюжестью клоуна, поднялся и господин доктор, не забыв наполнить карманы конфетами.

– Извольте к четвергу быть во всеоружии, Лариса Алексеевна. Приказы не обсуждаются. Ваше заведение, коль скоро существует, обязано приносить пользу Отечеству.

– Да-да, – преданно затряс головой Сапожников. – А также вере и царю! Подумать только! «На каждую допущенную врачом для совокупления женщину – по три юнкера»! Хех! Я ваших девочек осмотрел. На первый взгляд здоровы. Но у люэса, дражайшая Лариса Алексеевна, есть инкубационный период, как вам известно, и во время этого периода…

– Яков Симеоныч! – рявкнул полицмейстер.

– Иду-иду, – и врач отправился на выход, бормоча под нос весьма внятно и так, чтобы было слышно: – Господи! А эта кровь тебе угодна, Яхве?! Золотарные ладьи!

Лариса Алексеевна не стала провожать посетителей. Собственно, полицмейстер вовсе не обязан был являться сюда, вполне хватило бы врача. Оставшись одна, она стояла с минуту, осознавая, что на неё свалилось. Какими неприятностями и убытками грозит подобное расположение самого. Она знала, за каким чёртом сюда явился полицмейстер собственной персоной и кидал голубиные взгляды. Стоило попросить его избавить от такой милости – был бы издан следующий приказ, не затрагивающий её заведения. Но она не могла его просить.

Вздохнув, она подошла к секретеру, достала альбом, обитый кожей, и, сев за стол, принялась пересматривать фотографии. Тысячу раз виденные ею, знаемые наизусть до малейших деталей. Раз за разом причиняющие боль. И нежность. И любовь.

Вот она сама, юная сестра милосердия последней Русско-турецкой кампании. Вот молодой врач Сапожников, смеющийся, живой, не простак, не потёрт. Военные, сёстры, раненые. Вот и роковой офицер. Точь-в-точь Андрей Прокофьевич, без малого на тридцать лет моложе. Эту карточку Лариса Алексеевна достала из пазов, аккуратно и трепетно. Перевернула и снова прочитала надпись, каждый раз причинявшую ей мучительнейшие из страданий: «Куколке Лялечке». Она была его куклой десять лет, а потом они расстались, потому что…

В гостиную вернулся полицмейстер. Лариса Алексеевна захлопнула альбом и так подскочила, что стул упал.

– Ляля, я так по тебе скучаю! Я любил, люблю и буду любить только тебя! Все эти годы моя жизнь…

Он попытался её обнять, но Лариса Алексеевна залепила ему такую затрещину, что он опешил.

– Это ты по большой любви самому великому князю порекомендовал именно моё предприятие для удовлетворения нужд его юнкеров?

– Лара, там моих рекомендаций не спрашивают. Просто верхушке известно, что у тебя самые здоровые девочки.

Он увидел альбом, отлично ему знакомый. Это был его подарок. Хотел было взять, но она опередила, схватив и прижав к груди.

– Андрей, уходи!

Полицмейстер смотрел на хозяйку публичного дома с такой крепкой смесью чувств… Не существует любви без ненависти, и что из них что порождает – неизвестно. Наверняка Господь хотел любовью облагодетельствовать человека, но ничто не приносит человеку столько лиха, сколько приносит любовь. Или человек не понял замысел Творца.

– Убирайся!