Община Святого Георгия

Страсть в его очах потухла, уступив место тлению застарелой горечи. Он поклонился, развернулся и вышел. По-военному чётко и по-начальственному презрительно. Разрыдавшись, Лариса Алексеевна достала из потайного кармашка альбома недавно сделанную фотокарточку. На ней был тот же роковой офицер, разница была лишь в форменной одежде. На старом Андрее был офицерский мундир гренадерского корпуса русской армии. Молодой Андрей был в форме студента Женевского университета.

С материнской нежностью поцеловав карточку молодого Андрея, Лариса спрятала её в потайной кармашек, отправила альбом в секретер, привела себя в порядок и отправилась заниматься делами. Прибыль сама себя не принесёт. В особенности теперь, когда три дня в неделю девки будут работать на износ за веру, царя и отечество!

Глава XXII

Алексей Фёдорович стоял у раскрытого окна, испытывая чудовищную неловкость, из рук вон плохо пытаясь её скрыть. В его исполнении это более всего походило на ажитацию. Состояние двигательного возбуждения и эмоционального подъёма. Хотя впору духом было падать. Но кто поднимет?!

В кабинете профессора стоял тот характерный запах, что приносят на себе золотари. На пороге маячил типичный представитель этой почётной профессии, без которой любое людское скопление превращается в загаженное ретирадное место. И аристократы, и простолюдины, и гении, и злодеи снабжены Творцом одной и той же «инженерной системой». Если что-то на самом деле и отличает человека чести от человека прямоходящего, так это отношение к отхожему месту. У профессора в голове совершенно неуместно вертелся пассаж, услышанный им ещё юным студентом Военно-медицинской академии во время первой лекции по заразным болезням, склонным вспыхивать в больших скоплениях людских масс. Убелённый сединами прижизненный медицинский классик рассказывал аудитории об эпидемиях, охвативших русскую армию во время Русско-турецкой кампании 1828–1829 годов, и в особенности о кошмаре осады Варны, когда дизентерия унесла больше жизней, чем военные действия. Особо отмечал он, что куда реже болели офицеры, нежели простые солдаты, и просил логически помыслить, отчего так. Студиозусы выдвигали предположения, которые одно за другим отвергались академиком. Пища лучше? Нет. Из одного котелка. Условия лучше? Нет. Такие же.

– Руки! И отношение к отправлениям организма! Иначе говоря, элементарная чистоплотность!

Хохлов был до крайней степени чистоплотным человеком, и вовсе не потому, что был врачом. Гений хирургии Пирогов, например, вовсе не был чистюлей… Профессор отогнал от себя все мысли. Он вынужден был вызвать золотаря: человеческий помёт превысил все допустимые нормы, и случилась некоторая аварийная неприятность, ибо университетская клиника до сих пор не была оснащена образом, соответствующим современности. А расплатиться прямо сейчас ему было с ним нечем.

Когда у профессора возникла ментально-чувственная пауза, парашник успел продвинуться в глубь кабинета, ибо народ этот требовал к себе уважения и получал его. Отнесись к отходнику непочтительно, так он зарвавшемуся содержимое бочки на его же двор опорожнит.

– Драгоценный вы мой! – опомнился профессор. – Едва деньги будут, клиника рассчитается за вывоз экскрементов.

– Ну кане-е-ешн! – протянул золотарь, смелее подступаясь к профессору. В глубине души он никак не мог понять, отчего такой солидный человек, чистого происхождения, господской должности, никогда не гаркнет на него. Справедливости ради, он к профессору относился благосклонно, потому как тот спас его сынишку, и совершенно бесплатно, стоит отметить. Но если разок-другой кому спустишь, так на третий он уже и на голову присядет, да и слухи пойдут, а у Прохора – солидная репутация в своём деле! Так что он не то чтобы бедствовал, напротив, как говорится, «мы в день целковый получаем, а тебе и вся цена грош». Так что скорее по привычке без платы не желал удаляться. – Снова-здорово! Экс… кс… кр… «ночное золото» для Прохора всегда есть! – как и положено уважающему себя цеховику, говорил он о себе в третьем лице. – Это всегда пожалте! А денег для Прохора у нас нет, этого нет так нет, пардонов просим!

Прохор размашисто развёл руками, и профессор поневоле сморщил нос, за что его тут же обожгло стыдом. За то, что смеет быть недовольным запахом жизненно важной профессии Прохора, но особенно за то, что денег нет. Даже личных. Деньги давно были в ведении супруги. Иначе бы профессор все их тратил на нужды клиники.

– Голубчик Прохор Иванович, я вам премного благодарен! Если бы не вы…

Но Прохор Иванович раздухарился. В любой другой день он отпустил бы услугу в долг, как делал не раз. Да и не столько оплаты ему хотелось, сколько погутарить с приятным человеком. А как к этому «зверю» – беседе с хорошим образованным человеком – подойти, позолотчик не знал.

Матрёна Ивановна, важная как главнокомандующий перед наступлением, шла по коридору на всех парах. Рядом с ней семенила Ася, виновато лепеча:

– Мне надо пойти к Алексею Фёдоровичу…