Обычное зло

Накурено, несмотря на приоткрытое окно, просто адски. Толик сидит и читает книжку. Дикое зрелище подо все эти децибелы, но – тем не менее. Цветастая обложка с дурацкими рожами, мечами, горами. Смотрит на меня поверх всего этого колорита. Потом бросает томик на постель и костылем дотягивается до ползунка громкости на усилителе.

– Чего? – Он умудряется поздороваться и спросить одним емким словом.

– Пара «ферейнов».

– Ништяк…

Кажется, что он теряет ко мне всякий интерес, снова берется за книжку. Желязны. Принцы какого-то Амбера. Я сажусь на раздолбанное, еще со старой квартиры кресло.

– Чего сел? – бурчит Толик. – Посуду неси. Яблоки там были, попроси мать.

Иду на кухню. Тетя Клава курит, сидя за столом. На кухне довольно чисто, хотя и лезет изо всех щелей нищета. И раньше жили небогато, а теперь уж…

– Стаканы в шкафу.

– А яблоки?

– Под мойкой в корзине. Нож возьми, не грызть же их под водку.

Она выдыхает дым и смотрит куда-то в окно.

– На дежурство вечером… Мне полстакана налейте.

Я киваю, копаясь в ящике с корявыми зелеными яблоками. Их там два десятка, кажется, штуки три выбрать получше недолго. А в реальности – нечего выбирать. Одинаково кривые. Небось, еще и кислые.

Через полчаса мы уже теплые. Ломтики яблок, сперва показавшиеся дрянью, съедены подчистую. Тетя Клава просит убавить звук и звонит к себе в больницу. Я слышу, как она уговаривает какую-то Марину заменить ее на дежурстве. Та явно торгуется: может на выходных за нее выйти, может еще чего. Мы не вникаем. Кобейн сменяет Napalm Death, Толик давно закинул книжку куда-то под шкаф. Вторая бутылка идет вовсю, и я понимаю, что пора за еще.

– Сиди, мать сходит! Ты ж гость. Денег ей дай только, а то у нас…

Кассетник на паузе, иначе и друг друга не услышать.

Я выгребаю мятые тысячные, похожие на лотерейные билеты. Купечески размашистый флаг «новой России», аляповатый шрифт. Брынцаловка стоит десятку, до стипендии мне еще жить да жить, а… Да и хер с ним! Хорошо сидим. Я оставляю пару бумажек, остальное отдаю тете Клаве. Она переоделась для улицы, правда, вид пьяноватый – но этим никого не удивишь.

Теперь это за счастье – значит, есть хотя бы на что пить.

– Сигарет купи, мать! – хрипло кричит вдогонку Толик. Входная дверь хлопает: услышала, нет?

– Ладно, фигня. У меня бычков тут на неделю… – он достает из-под кровати набитую окурками двухлитровую банку. – Было бы бухло, а это все фигня.

Мы выбираем два бычка подлиннее и закуриваем. Я убираю громкость до вменяемой и щелкаю клавишей. «Маяк» исправно рычит дальше голосом Барни Гринвея, но уши не отрывает.

– Толь… – я начинаю говорить и замолкаю. Что сказать: кончай бухать? Или что он о будущем думает – спросить? Так какое у него будущее…

– Чего? Ты спрашивай, только не про…

Слово «война» мы не произносим. Он, когда вернулся, сразу попросил. Иногда напивается, сам рассказывает, но без этого. И название тех краев никогда не говорит. Кто не в теме – и не поймет, где был, когда, зачем.

– Да не, я так. Я про книжку хотел… Интересная? А то я фантастику не очень, сам знаешь.

– Да говно книга. – Толик одной затяжкой дотягивает окурок до губ, морщится и тушит в блюдце, из которого и так сыпется на кровать пепел. – Сказка. Зато отвлекает, типа так.

– Болят? – я не удерживаюсь, киваю на его ноги.

Толик задумчиво, словно только что увидел, задирает штанины заношенных треников. Оттуда выглядывают две культи – ноги ниже колен переходят в два странных нераскрытых бутона, розовых с желтым.

– Болят, – заторможено кивает Толик. – На правой знаешь как ступня болит? Типа в угли наступил. По ночам особенно.

– Фантомные боли, – выкапываю я в голове научное название.

– Они, хирург в госпитале так и говорил. Пройдет. Когда бухой, вообще нормально. Заснул и бегу куда-то. Как в детстве в парке, помнишь? Там возле пруда горка была, мы еще наперегонки…

Он обрывает себя на полуслове и допивает водку. Стакан ставит назад медленно, аккуратно, словно боится разбить. Гладит пальцем грани, одну за другой.

– Сам как, че?

– Учусь. В следующем году диплом, я ж говорил.

– Дело нужное, че. Работать пойдешь.

– Хрен пойму куда только, по такой жизни.

– Ага… С бабами как, завел?

– Постоянной нет. Да бабок же нет, жилья тоже, а без них тоска.

– Херня это все. Я бы и без бабок сейчас погулял, да вот…

Мы ступаем на очередной тонкий лед. Наташка и так его не особо ждала, но, вроде, что-то обещала. А как узнала – так и не появилась. Я хотел к ней съездить, но Толик запретил. Слово взял. Забыли, проехали.

Но упоминать ее не стоит.

– Я знаешь, Володь, что думаю… – он начинает искать в банке очередной окурок. – Недавно в газете прочитал. Про чувака одного… Слушай, у тебя дрель есть?

Прыжок в беседе я не понял.

– У бати если только… Но мы с ним очередной раз не особо. Третья жена у человека, пусть развлекается. Короче, нет.

– Жалко. У матери на кухне карниз на соплях висит, нужна дрель. И сверло особое, там бетон сверху.

– Алмазное?

– Ну да, лучше алмазное. Можно победитовое.

– Что это за хрень?