Не одни они бродят по свету, иногда сталкиваясь вот так случайно. Зачем? Да кто его знает. Зачем-то…
Звезды равнодушно смотрят вниз, на мир, в котором есть любовь, но нет справедливости. Давно плюнувший на запах, исходящий от Мерлина, Ганс-Христиан сидит с ним рядом, свесив ноги с невысокой ограды крыши. Он отпивает из бокала приторно–сладкий ликер и молчит.
В свете редких окон бокал кажется почти черным, но это не так. Ликер густой и желтоватый, как Луна. Как будто ее слезы случайно капнули в бокал – смесь спирта, сахара и вдохновения для тех, кто не закрывает глаза по ночам. Для тех, кто теряет любимых, сохраняя память о них в вечных словах.
Внутри бессмертного Андерсена рождается новая сказка, в которой добро победит зло. И все останутся живы, даже король Артур.
Кошку только не вернуть, даже в сказке… Так бывает.
Очевидец
У меня появился двойник. Моей вины, да и вообще участия в этом процессе не было. Более того – я и узнал о нем далеко не первым. Обычно так и случается.
– Чего не здороваешься? – хмуро спросил Андрей. Его манера: звонить так, без привет-пока. Бизнес as usual.
– И тебе не хворать. С кем не здороваюсь?
– Со мной, чувак, со мной. Чуть не сбил в коридоре вчера, глазами похлопал – и пошел. Борзый стал?
– Сдурел? Я неделю на больничном. У меня коридор только до сортира. И обратно. По стеночке.
Андрей хрюкнул в трубку.
– Не грузи. Что, я тебя не узнал, что ли? Коридор у нас на работе, седьмой этаж, если важно. Новый костюм у тебя, кстати, говно! Слишком блестящий.
Я представил себя в блестящем костюме. Поморщился.
– Да болею я, блин. Обознался. Бывает.
– Свинтус ты, Пашка. В натуре.
Поговорили… Я бросил трубку в ворох блистеров с таблетками. Температура не спадала. Острое респираторное. Оно же вирусно-непонятное. Выключает человека из жизни дней на десять, видимо, так надо. Химчистка кармы. Раньше наблюдал только со стороны, но теперь вот так…
Опять телефон. Твою мать, горло скребет, глотать больно – не то, что говорить.
– Павлик, ты выздоровел? Молодец, правильно, долго валяться вредно. Мог бы и набрать по внутреннему, я же беспокоюсь. У нас, прикинь, хохма: Маринка замуж выходит. Пришла сегодня с новой прической, туфли, платье, аж сияет. Кто, не говорит, но, наверное, из новых поклонников. Старые устали ждать. А я вот думаю, может мы к выходным в кафе…
– Стоп, – прохрипел я. Не обидится, надеюсь. – Вика… Я дома. Болею. Тридцать восемь и три. Еле говорю. Какое кафе?!
За окном шуршит дождь. Медленно, размеренно. И здорового человека вгоняет в дремоту, а уж больного… Телефон я выключил. Если еще кто-то расскажет, что я выздоровел, боюсь, сразу пошлю. Глаза сами собой закрываются, но я сопротивляюсь. Мне не по себе от звонков: кого они там все видели?
У меня есть версия, но она мне не нравится. Более чем. То есть совершенно.
А, черт с вами! Встаю, одеваюсь. Жадно пью воду, скрежеща воспаленным горлом. Ключи, документы, зонтик бы не забыть.
Машина заводится неохотно. Ей тоже хочется спать, но я настаиваю. Дождь барабанит по крыше, стекает мутными струями по окнам. Двор через них похож на картину неведомого импрессиониста. Или на мир – глазами близорукого без очков.
Дороги забиты плывущими по лужам островками одиночества разных марок. Пешеходы жмутся к домам, вытягивая вверх зонты, чтобы не сталкиваться. Небо лежит на крышах домов и обильно плачет. Вселенская грусть. Я еду медленно, голова ватная, не хватает только задеть бампером чужое одиночество.
Офисное здание напоминает маяк. Или пассажирский корабль, с цепочками сияющих иллюминаторов. Плавание в никуда, но за хороший оклад пассажиров. Плюс годовые бонусы для особо успешных. А еще там внутри, что снаружи и не видно, карьерные лестницы и несколько социальных лифтов. Последние – для детей значимых персонажей.
Я подъезжаю к своей парковке и резко торможу. Место занято ровно таким же «лансером» мордой наружу. С теми же номерами. Если бы не дождь, кто-нибудь со стороны, наверное, заметил. Хотя люди невнимательны в любую погоду, зря я так. На самого двойника идти смотреть смысла не было. Похож, разумеется. Один в один, что уж там. Вкус в одежде похуже, но это такие мелочи…
Я подумал и сдал назад, бодро развернулся и выехал с парковки. Моя версия не просто обросла мясом и жилами, в нее вдохнули душу и прочие признаки живого существа. Теперь надо действовать. Прежде всего, позвонить… Ага. Молодец. Выключенный телефон так и остался сторожить залежи тамифлю и прочего панадола.
Звонить не с чего, поеду так.
После моста потянулся уютный пригород. Аккуратные домики за недешевыми заборами, чем–то похожие друг на друга своей основательностью и ценой. Иногда среди них мелькали выкидыши фантазии и дурных денег – с башенками, флагами и прочим средневековьем работы молдавских умельцев. Машин мало, это вам не центр. Здесь только свои, а они почти все на работе. Дел-то всегда по горло: как прибавить к миллиону еще миллион и радостно смотреть в будущее.