Обычное зло

А, ладно. Дети пока еще достойны хоть чего-то. Ради них и стараюсь. Впрочем, они через тридцать лет будут такими же, как эти двое. Если не хуже.

Деваться некуда. Сажусь и взлетаем. Не курить, не сорить, пристегните ремни. Не носите валенки в школу, вас только по ним и запомнят.

Навсегда.

Миссия

Раскисшая от дождей дорога словно против, чтобы по ней ходили. На сапоги Тариэля налипают комья глины с торчащими пучками пожелтевшей травы. Каждый шаг как цирковой номер: опускаешь ногу, грязь чавкает и брызгает по сторонам. Потом вытаскиваешь с глухим шлепком, прихватив с собой еще кусок земли. И так – раз за разом, сотни шагов сливаются в тысячи, сапог уже не видно, край накидки тоже до пояса почти состоит из глины. Невеселая такая гимнастика.

– Дойду… – сам себе говорит Тариэль, поправляя капюшон. – Люди ждут. Творец сподобил. Значит, дойду.

Синяя чума началась в конце лета. Никто не знает, откуда берется зараза и куда девается ближе к середине зимы. Дожившие потом радовались морозам, а переживших не было – чума выкашивала подчистую целые города, не говоря о деревнях. Спасались только отдаленные хутора, лесные отшельники или монастыри, куда некому было принести синюю смерть. Выживали разбойники, если им хватало ума посидеть без добычи, но остаться в живых.

На главных дорогах стоят посты королевских гвардейцев. Злые уставшие люди с замотанными тряпками до глаз лицами разворачивают всех обратно, за кордоны. Не подпуская ближе и не разбираясь, больной ты или здоровый. Прорываться дураков не было. Поэтому люди, которым позарез надо было идти, шли по лесных дорогам, перекрыть которые никаких войск не хватит.

Тариэль вздыхает и сворачивает на обочину. Идти на кусках грязи, покрывших сапоги, больше нереально. Надо хоть как-то почиститься. Ясный Свет! Вот вспомнишь о разбойниках, так они и появятся.

– Снимай-ка, дядя, сапоги! – Трое из леса. Один явный вожак, с ржавым мечом, держит его, правда, как дубину. Остальные с топорами. Тощие все, как волки весной.

– Прямо так, грязные? – Тариэль усмехается. – На кой они вам?

– Поспорь тут, дядя! Сымай, говорю. – Вожак подходит вплотную, двое – по сторонам, не давая сбежать в лес. Опытные. – Жратва есть какая?

– Нет, – очень серьезно отвечает Тариэль. – Мне она ни к чему. Идите с миром.

– Ты – монах, что ли? – сопит вожак. – Так мы и монахов, невелик грех… Жрете там сытно, да народ дурите. А народу что нужно? Сапоги. Снимай, короче.

Тариэль откидывает капюшон. На затянутой туманом пополам с водяной взвесью опушке леса разгорается яркое зарево. Свет идет от лица Тариэля, резко-белый, режущий глаза.

– Че это за дела? – не выдерживает один из тех, что с топорами. – Колдун, что ли?!

– Я – ангел, – просто говорит Тариэль. Лицо его, слишком мягких очертаний для мужского, но и не женское, наполнено светом и любовью ко всем созданиям Творца. Длинные золотистые волосы, до того скрытые капюшоном, мокрыми прядями рассыпаются по плечам.

– Брехня это все! – вожак прищуривается, чтобы свет не так бил по глазам, но размахивает мечом в опасной близости от Тариэля. Один из разбойников опускает топор и осеняет себя знамением, второй злобно щерится. Видно, что от зубов у него остались только гнилые пеньки.

– Идите ко мне, создания Его! Я благословляю вас именем Творца и прошу больше не губить жизни человеческие. Ко мне!

Последние слова хлещут как команда, которой невозможно противостоять. Все трое варнаков роняют оружие на мокрую чахлую траву и падают на колени. Тариэль обходит всех, возлагая правую руку на макушку каждого. Свет заливает их фигуры, рваную одежду, давно не мытые торчащие волосы и бороды.

– Спасайте души, люди! Свет Творца в вас, – а вы ради сапог убить готовы.

– Так это… – бессвязно мычит вожак. – Душа-то – хорошо, да жрать хочется. Ну… И холодно уже в лаптях по лесу…

– Молитесь Творцу! – строго говорит ангел. – Главное, душу спасайте. Где здесь деревня поблизости?

– Эбенхассен недалеко, – послушно откликается один из разбойников. Тот, что щерился. – Полчаса еще по дороге. Только там, это… Чума, похоже. Мы и не суемся. Рихард говорил, у кузнеца дочка того… Лихорадка. Значит, началось. Вымрут скоро все. Пока не подморозит, мы туда ни ногой.

Остальные двое кивают.

– Я спасу их души, – тихо говорит ангел. – Силой Творца, Светом его предвечным. Для того и иду.

– Ангелы же летают? – несмело спрашивает вожак.

– Только в небесах, здесь нельзя. – Строго откликается Тариэль. – Ногами, пешком. Что поделать, приходится.

Он накидывает капюшон и, слегка почистив сапоги о пенек на обочине, возвращается на дорогу. Три стоящие на коленях фигуры, склонившие головы, как перед топором палача, вскоре остаются за поворотом. Ангел неспешно шагает по грязи, его ждет деревенька Эбенхассен. Самое большее через час он доберется туда, обойдет дома и благословит всех Святым Светом. Прикоснется к каждому. Ни одна душа не останется неспасенной, ни одна.