Обыкновенные монстры

– О, эти дети были такими же изгнанниками, как и я. С той лишь разницей, что, когда эти несчастные потеряли свои таланты, Генри дал им выбор. Он поведал им о мистере Торпе, о его болезни, о том, что произойдет с институтом, когда глифик умрет, а орсин разорвется. И сказал, что они могут помочь. Уберечь своих друзей. А взамен он вернет им талант. Вот они и согласились попробовать.

– Что попробовать? – прошептала Комако, уже зная ответ.

– Чтобы он сделал из них нового глифика. По его образу и подобию. Для замены мистера Торпа, когда тот умрет: они бы стали вместо него управлять орсином, стражами и так далее. Конечно, у него ничего не вышло. Глификами так не становятся. Но Генри считал, что мы, изгнанники, – ключ ко всему.

Женщина ласково провела ладонью по щеке Дейрдре, голос ее смягчился.

– Только вот теперь у него нет времени, – добавила она.

– Это как? – спросил Оскар.

– Глифик умирает, дитя. И когда другр прорвется через орсин, в наш мир хлынут мертвые. Проход нужно закрыть раз и навсегда, запечатать, и существует только один способ сделать это.

– Какой?

– Вырезать глифику сердце и погрузить его в орсин.

– Нет! – воскликнула Рибс. – Ни за что.

– Это отвратительно, – поморщилась Комако.

Миссис Фик мрачно улыбнулась:

– Мир вообще отвратительное место, милая. К сожалению, Господь не спрашивал моего мнения, когда создавал его. Но вот вам истина: Генри Бергаст не допустит, чтобы проход запечатался. Иначе он не сможет провести через орсин другра.

– Другра? – прошептала Рибс, поворачиваясь к Комако. – Она сказала «провести через орсин другра»?

Комако тоже не была уверена, что правильно расслышала:

– Он хочет… чтобы другр оказался в Карндейле? Зачем?

– Другр – это разница между ужасом и страхом, дорогуша, – сказала миссис Фик мягким голосом. – Он наполняет человека отвращением, заставляет его предпочесть… смерть. Потому что даже она будет лучше его укуса, – пробормотала женщина-алхимик, поглаживая волосы Дейрдре. – И все же сильнее бояться вы должны Генри Бергаста.

Рибс нахмурилась.

– Может, заманив другра в Карндейл, он хочет уничтожить его, – предположила она.

– Вы меня не слушаете, – сказала пожилая женщина, тряся головой. – Генри Бергаст охотится на другра давно, и эта охота началась задолго до вашего рождения. Сила другра не имеет границ. Если бы можно было отнять ее, овладеть ею…

Комако в изумлении подняла глаза:

– Овладеть?

Миссис Фик взмахнула своим крюком. В ее ярких печальных глазах отразился солнечный свет.

– Это я и пытаюсь вам сказать. Генри не хочет уничтожить другра, милые, – прошептала она. – Он хочет занять его место.

37. Странный механизм судьбы

Она чувствовала: что-то грядет.

Элис Куик сидела в вагоне второго класса в мчащемся к северу от Донкастера поезде и задумчиво рассматривала через окно тусклый утренний пейзаж. Она чувствовала, как через весь земной шар на нее надвигается что-то ужасное. В корзине у ее ног мурлыкал кейрасс; в кармане пальто лежал заряженный револьвер. Она сжала оружие крепче. На вокзал на Принсес-стрит в Эдинбурге они прибудут только к вечеру.

Сидевшая напротив нее Маргарет Харрогейт старалась не думать ни о сломанном позвоночнике, ни о том, что она никогда больше не сможет ходить, ни о преследовавшем ее дурном предчувствии. Сооруженное мисс Куик передвижное кресло стояло в углу, с мягким стуком ударяясь об обшитую панелями дверь купе.

Намного севернее, в Карндейле, Генри Бергаста тоже тревожили дурные предчувствия.

Высоко подняв в руке фонарь, он стоял в сыром подвале, где к стене был прикован Уолтер. Два дня лич ничего не ел и не пил, а теперь лежал на боку на полу подвала. Болен ли он? Умирает? Генри не знал. Он подумал о двух мальчиках, которые прошли через орсин и не вернулись, и ткнул неподвижного, как труп, лича сапогом. У него внезапно возникло ощущение – незнакомое, неприятное, – что он теряет контроль над происходящим.

Когда со скрежетом захлопнулась дверь камеры, со скрипом провернулись, дважды щелкнув, замки и воцарилась темнота, Уолтер Ластер поднял голову и прислушался. Он был очень слаб. Джейкоб находился уже близко, очень близко. Кандалы свободно вращались на костлявых запястьях, но, несмотря на все усилия, Уолтер все же не смог освободить руки. Лежа в абсолютной темноте, он сжал зубами большой палец и, посасывая его, как ребенок, на мгновение задумался. Затем, не обращая внимания на боль, он сильно прикусил его, а потом вывернул, скрутил и начал жевать.

Рядом с глификом не было никого, кто мог бы увидеть, как он дрожит и бьется, вынырнув из своего сна. Он ощущал его – пожирающее само себя бледное существо, которому не было места ни в одном из двух миров. Но еще он ощущал присутствие живого ребенка: он был совсем один и мучился от боли в том, другом мире. Но кто? Глифик попытался дотянуться до него мыслями, но в его сознании возникала только бледная тварь, голодная и злая. У него не хватало сил перебить этот образ.