По-прежнему ничего. Через мгновение он, состроив гримасу, задвинул ширму и, мысленно чертыхаясь, снял шляпу и пальто. С ума он, что ли, сходит, осел? Раньше ведь никогда не ошибался в своих предчувствиях.
На полу было разложено татами. Фрэнк сердито посмотрел на него. Он не привык спать вот так – на тонком коврике, прямо на полу. Но паразитов в гостинице не было, и, честно говоря, спина после этого у него болела не так сильно, как прежде.
Он долго сидел за маленьким столом, скрестив ноги, и записывал отчет о произошедших за день событиях. Он потел даже сидя в одной рубашке и засучив рукава. Наконец вернулся Джейкоб.
– О, поглядите-ка на нашего блудного детектива. Где тебя носило весь день? – начал было Коултон, но, увидев лицо товарища, осекся. – Парень, ты в порядке?
Джейкоб задержался в тени, затем шагнул вперед и присел возле бумажного фонаря. В слабом оранжевом свете очертания его лица казались причудливыми, словно оно было вырезано из дерева.
– Был в гавани, – тихо ответил он. – Думал.
– Думал? – усмехнулся Коултон. – Неудивительно, что у тебя такой чертовски усталый вид.
Джейкоб даже не улыбнулся.
– У меня были… сны. Очень необычные сны. Очень реальные. Как будто я и не спал.
Коултон молча наблюдал за товарищем, который, судя по выражению лица Джейкоба, переживал какой-то внутренний конфликт.
– В них была… женщина. Я никогда не видел ее лица. Она все время держится в тени. Как будто на самом деле находится рядом со мной в комнате, когда я сплю.
По спине Коултона вдруг пробежал холодок. Он вспомнил о своей перевернутой шляпе.
– Странное место эта Япония. Лучше нам обоим побыстрее вернуться в Англию, в правильный мир, – сказал он.
Но Джейкоб покачал головой:
– Дело тут не в месте, Фрэнк. Эти сны у меня уже давно. Они были еще в Карндейле.
– Ладно. И чего же она хочет, женщина из твоего сна?
– Она хочет, чтобы я открыл орсин. В Карндейле.
Коултон собирался улыбнуться, но на этих словах осекся.
– Прошлой ночью она сказала… что у меня мало времени. Что мой брат не… не ушел. Не совсем. Что я еще могу ему помочь.
– Твой брат… В смысле Бертольт. Тот, что умер много лет назад?
Джейкоб кивнул.
Коултон наклонился вперед, внезапно приняв серьезный вид. Комната вокруг них как будто сжалась, стала меньше.
– Даже не стану говорить, насколько безумно это звучит. Не стану.
Джейкоб вытянул над фонарем свои длинные красивые пальцы.
– Она сказала, как именно это сделать? – спросил Коултон.
– Нет, – едва ли не шепотом ответил Джейкоб.
– Послушай, у меня тоже бывали яркие сны, парень. С реальными ощущения; например, как я получаю пулю в спину.
Джейкоб слабо улыбнулся:
– Думаешь, я схожу с ума?
– Я думаю, что мертвый – это мертвый. Как бы нам ни хотелось считать иначе.
Джейкоб уловил в его тоне осторожность. Встав, он направился к выходу, но остановился у раздвижной двери.
– Вчера она сказала мне:
Коултон разгладил усы и поднял брови.
– Да ни о чем, – сказал он.
– Ладно.
Однако после того, как Джейкоб ушел и задвинул за собой дверь, Коултон еще долго неподвижно сидел при тусклом свете фонаря и размышлял над его словами. Он знавал ребят, которые за время войны испытывали такие потрясения, что по ночам им снились склонившиеся над ними тени. И думал о том чувстве, которое преследовало его уже несколько недель, – этом ощущении, что за ним следят, что в темноте ночи поблизости что-то двигается. Вспомнил, как что-то мелькало на краю его поля зрения – на борту корабля, на улицах старого квартала, здесь, в трактире. Ложась спать, он подумал еще кое о чем: о том, что как-то поведала ему одна из старших талантов Карндейла. Она сказала, что каждый огонек отбрасывает тень и что одного без другого не бывает; она поведала ему старые истории об одном темном таланте, который пребывал на теневой стороне, в серых комнатах по ту сторону орсина. Его называли другром. Он являлся во снах.
– Ах. Впрочем, по большей части это вымысел, – добавляла она, снимая с крючка кочергу и помешивая ею тлеющие угли. – Скорее всего, такого на самом деле не существует.
Он раздраженно закрыл глаза.
14. Надежда – заводное сердце
Кипя от негодования, Комако отвела сестру обратно.
Пройдя через заросший сад ведьмы, они вернулись назад в театр; Тэси куталась в старый актерский плащ и дрожала, пряча серое лицо в его складках, пока Комако вела ее за руку по темным улочкам. Все это было обманом. У ведьмы не было никакого лекарства. Ни для нее, ни для Тэси.