Джейкоб проводил ее взглядом, затем поднял голову. У гладкого ствола фок-мачты молчаливо застыл призрак женщины-тени в черных юбках, создания из дыма и тьмы. Не подозревая о ее присутствии, рядом с ней присел на корточки матрос, выщипывая из мотка каната паклю. Джейкоб даже не знал ее имени, и это казалось ему странным. Конечно, она была другром – это он уже понял. Но, по всей видимости, не злым. Разве такое возможно? В последнее время она не только являлась ему во снах, но и жутковатой тенью следовала за ним наяву, словно предвестник грядущих испытаний. По вечерам она пар
В первые дни он говорил мало и просто рассматривал в свете вечернего фонаря красное лицо Коултона и его бакенбарды, следил, как товарищ глубоко затягивается сигарой и, прикрыв глаза, задерживает дым в легких, будто он совершенно доволен своей жизнью. Коултон часто беседовал с тощей рыжеволосой девчонкой по имени Рибс. Та же, казалось, постоянно что-то жевала, и ее щербатый рот был вечно открыт.
Временами Коултон выглядел даже вполне счастливым. Конечно, Джейкоба это радовало. И дело, по всей видимости, было не только в том, что они наконец плыли домой. Дело было еще и в этой дерзкой девчонке.
Рибс же, в свою очередь, мелькала, словно саламандра, то в одной, то в другой каюте, мимо которых проходил Джейкоб. Похоже, она избегала его, будто знала что-то, что было не известно ему. Она была повсюду и нигде, с головокружительной скоростью выплевывала слова, и голос ее было слышно со всех сторон скрипящего барка. В первое утро она щеголяла в желтом детском кимоно, заботливо купленном Коултоном в шелковом квартале, но уже на второе утро носилась по палубе в закатанных матросских штанах и огромной порванной на локтях рубахе – именно эту одежду она предпочитала до самого конца путешествия. С болью в сердце Джейкоб размышлял о том, что ей пришлось пережить, с какой жестокостью она столкнулась, как мало доброты она видела от окружающих, но сама Рибс, похоже, вовсе не задумывалась об этом. Замолкала она только в те моменты, когда сидела с Комако на палубе, и они обе разглядывали в воде отражение солнца, вспыхивающее яркими отблесками. Девочки были примерно одного возраста, и между ними вполне могла зародиться дружба.
К тому времени они уже вышли из залива Сагами и галсами[15]
шли на запад от острова Осима под сильным южным ветром, направляясь к Тайбэю и Восточно-Китайскому морю.Когда Джейкобу было почти нечего делать, кроме как следить за двумя девочками, дремать, защищая глаза от яркого света, и наблюдать, как на веревочных лестницах, подобно макакам в поле, покачиваются матросы, мысли его уносились в Шотландию, в Карндейл, к одиноким каменным зданиям. С тех пор как он видел их в последний раз, прошло уже довольно много времени.
На корабле почти не было места для уединения. Всегда вдруг появлялся какой-нибудь ворчливый матрос, нехотя выполнявший свое задание, дверь распахивал беспечный Коултон, мимо с шумом пробегала Рибс. Иногда Джейкоб внезапно поворачивался и видел, как за ним с другого конца корабля наблюдает другр. Спал он все меньше и меньше. Джейкоб ощущал в себе что-то похожее на то, что Комако сделала с Тэси, и никак не мог отделаться от этого чувства. В голове его постоянно крутились одни и те же мысли, которые в итоге всегда начинали путаться со словами другра о духе маленького Бертольта, страдающем, одиноком, напуганном. Уверения в том, что он может вернуть своего брата.
И вот на третью ночь в море Джейкоб сам призвал к себе другра. Поднявшись на палубу, чтобы одному постоять под звездами, он сел на носу корабля спиной к перилам, наслаждаясь дувшим в бороду теплым ветерком. Потом зажмурил глаза, призвал ее к себе, и она пришла.
–
Поджав колени к груди, Джейкоб поднял голову. Она стояла так близко, что он мог бы протянуть руку и схватить ее за юбки. Над жестким поднятым воротником, там, где должно было находиться ее лицо, клубился дым.
– Нет никаких нас, – сказал он. – Ты говорила, что смерть – это всего лишь дверь. Что ее может открыть и закрыть любой, только нужно знать как.
–
– Так он все еще… Бертольт? Он до сих пор такой же, каким был?
–