Обжалованию не подлежит

— Входите.

Софочка впорхнула в прихожую, задержалась мгновение у вешалки, прошла в гостиную — высокая, длинноногая, в голубом платье выше колен, в туфельках на высоких каблучках, с книжкой в руке.

— Вы спали?

— Спал. Садитесь.

— Благодарю.

— Садитесь, садитесь.

Гринберг-Рыжевский пододвинул Софочке кресло, отошел к телевизору, на котором стояли фарфоровые безделушки, сделал вид, что заинтересовался ими.

— Что тебе нужно? — спросил Гринберг-Рыжевский. Оставив безделушки в покое, подошел к окну, посмотрел на улицу. Ничего подозрительного на этот раз не увидел, сел на диван, неторопливо распечатал пачку сигарет. — Ну?

Софочка повторила:

— Что мне нужно? Я пришла за вами.

— За мной? Не понимаю.

— Понимаете, Гринберг. Не притворяйтесь... Скажите, вы давно связаны с ними?

— С кем?

— С вымогателями.

— Подожди, Софочка, подожди. — Значит, ей уже что-то было известно. Она пришла не по заданию отца. Может, уже побывала в милиции? — Подожди... О каких вымогателях ты говоришь? Я действительно не понимаю тебя.

— Вы не понимаете меня? С каких это пор вы стали таким несообразительным?

— Софочка, неужели ты думаешь, что я могу связаться с вымогателями? Посмотри на меня внимательно. Разве я похож на преступника? Ты меня просто смешишь. Похож?

Софочка отошла к стене, смерила Гринберга-Рыжевского критическим взглядом, сказала резко:

— Похож!

— Софочка!

— Похож!

Гринберг-Рыжевский попятился назад. Надо как-то заставить ее замолчать. Может, предложить какую-нибудь золотую безделушку? Перстень или медальон?

— Как ты узнала мою фамилию?

— Узнала, — сказала Софочка. — Вы, кажется, один? Жена еще не приехала?

Гринберг-Рыжевский невольно попятился назад — значит, Софочке было известно и то, что он женат и то, что жена в отъезде.

— Ты что? Дуэнья?

— Дуэнья, — машинально произнесла Софочка. — Собирайтесь, собирайтесь. Я жду. Вы что? Оглохли?

— Послушай, Софочка, ты уже не маленькая, тебе скоро исполнится восемнадцать лет. Не шути! Ты выбрала неудачный объект для шуток.

— Откуда вы взяли, что я шучу с вами? Собирайтесь немедленно. Вы должны ответить за все, что натворили. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

— Софочка!

— Собирайтесь!

Гринберг-Рыжевский снова попятился назад, к трюмо, выдвинул средний ящик, выхватил первую попавшуюся коробочку, шагнул к Софочке.

— Возьмите это. Возьмите, я знаю, вам понравится.

— Что... это?

Гринберг-Рыжевский открыл коробочку. На темном бархате засверкали крошечные золотые серьги.

— Это вам.

— Мне? — Софочка не знала, как отнестись к тому, что происходит. Еще никто не предлагал ей таких драгоценностей. — Мне? Вы что? В своем уме? За что?

— За что? — Гринберг-Рыжевский изобразил на лице удивление. — Вы такая красивая, Софочка. Нет-нет, пожалуйста, не думайте обо мне плохо! Я люблю вас!

— В-вы?

Гринберг-Рыжевский решил, что настало время действовать более решительно.

— Вы удивились? Почему, скажите? Разве я не могу полюбить вас? Вы прекрасны, молоды, чисты. Я день и ночь только и думаю о вас. Даже говорил о вас с вашим отцом. Не верите?

— О чем вы? — с трудом вымолвила Софочка.

— Верьте, верьте, — подхватил Гринберг-Рыжевский. — Пожалуйста, наденьте эти серьги. Они понравятся вам.

Софочка неожиданно отскочила назад, прижалась к стене, сгорбила узкие плечи, скрестила руки на груди.

— Нет!

— Не беспокойтесь, я купил эти серьги на трудовые деньги. Они ваши, понимаете? Ваши, Софочка! Ну? Чего же вы испугались?

— Нет!

— Софочка!

— Не приближайтесь ко мне, слышите, слышите, Гринберг, не приближайтесь! Вы — жалкий, подлый трус! Я ненавижу вас!

— Ах, так!

Гринберг-Рыжевский одним прыжком приблизился к Софочке, схватил за руки и сжал с такой силой, что у нее потемнело в глазах. Она рванулась, попыталась высвободиться, однако не смогла.

— Отпустите! Слышите, Гринберг? Отпустите, мне больно!

— Тебе больно? Думаешь, мне не больно? Дай слово что сейчас же отправишься домой!

— Я закричу!

— Только закричи!

Софочка закричала:

— Помогите!!!

24

Азимов услышал крик Софочки.

— Гринберг, откройте! Откройте немедленно! Иначе взломаю дверь! Гринберг!

В квартире снова стояла тишина. Будто в ней вообще не было ни одной живой души.

Азимов подождал немного и начал стучать в дверь. Из соседних квартир показались люди. Кто-то грубо спросил:

— В чем дело, гражданин?

— Я из милиции. — Азимов привычно достал из кармана удостоверение. — Нужно срочно открыть дверь в эту квартиру. Может произойти несчастье.

Люди забеспокоились.

— Вчера у меня была одна девушка, интересовалась Гринбергом, — сказала пожилая женщина. — Жулик он, этот Гринберг, вот что я вам скажу!

— Товарищ, чем я могу помочь? — К Азимову подошел мужчина лет шестидесяти. — Не нужен ли ломик? А? Я мигом!

— Ломик? — Азимов спрятал в карман удостоверение. — Давайте.

Мужчина исчез в соседней квартире.

— Гринберг, откройте! Вы слышите меня, Гринберг?

Мужчина принес ломик, быстро взглянул на Азимова.

— Я мигом, товарищ. В один секунд.

— Действуйте.

Люди подошли еще ближе. Снова заговорили, не спуская глаз с мужчины, пытавшегося открыть дверь.

— Ты снизу, снизу давай!

— В щель суй, куда суешь-то? В щель, говорю!