Очаг

Этот грохот помимо Огулджумы разбудил ещё несколько человек. Они тоже что-то недовольно проворчали, попытались снова уснуть. «Неужели мы приехали по назначению?» – недоверчиво подумала Огулджума.

С улицы начали доноситься требовательные голоса солдат, сопровождающих состав с ссыльными. Они о чём-то переговаривались между собой. Перекинув руку через спящих рядом с ней детей, Огулджума коснулась мужа:

– Акгасы! Акгасы!

– Что?

– Посмотри в щелочку, кажется, мы приехали.

– Куда?

– Ну в эту самую Сибирь.

– Спи спокойно. Если нас везут в Сибирь, то туда мы доберёмся ещё не скоро.

Послышались решительные шаги, приближавшиеся к вагону. Через некоторое время двери вагона отрылись, отодвинутые в сторону. В проёме двери показались головы двух солдат, которые заглядывали внутрь. А затем снова напомнили находящимся внутри людям права и обязанности ссыльных, провели инструктаж.

– Приготовьте посуду для еды, скоро вам подадут обед. Разрешается выйти из вагонов. Рядом протекает ручей, вы сможете умыться, напиться и набрать воды, но переходить на ту сторону ручья запрещается!

– Какой может быть обед ни свет, ни заря? – недовольно произнёс кто-то из сонных обителей вагона.

– Радуйся хотя бы тому, что дают, брат, а если бы вообще ничего не давали, разве было бы лучше? – раздался другой голос.

Сегодня, как и во все предыдущие дни, состав проехал мимо большого вокзала и остановился на запасном пути. Сумрачно, ничего не видно вокруг. Дул ранний прохладный ветерок, он облизывал лица сонных людей, понемногу вливая в их усталые тела энергию, гладил их по голове, стараясь успокоить их растревоженные души. Ветерок изгонял из вагона тяжелые застоявшиеся запахи и наполнял его свежим воздухом. Такой распорядок дня говорил о том, что состав вёз какой-то таинственный груз, о котором никому не положено знать, поэтому-то поезд шёл в ночное время. Поскольку в вагоне не было ни окон, ни дверей, ссыльные могли смотреть на окружающий мир только сквозь щели в дощатых стенах вагона. И каждый раз, подъезжая к большим вокзалам, состав замедлял ход и останавливался поодаль. Каждый раз людям казалось, что они доехали до места, что здесь у них будет последняя стоянка. Привокзальные площади всегда были забиты толпами людей. Иногда из каких-то вокзальных помещений доносились запахи готовящегося плова или ещё какой-либо вкусной еды. Эти несчастные поняли, что едут по узбекской земле по музыке, которая лилась из вокзальных репродукторов.

Исполняемые под бравурную музыку весёлые песни напомнили прошлую счастливую жизнь, были приятны для слуха.

На той стороне реки

Персиковое дерево растёт,

Да такое дерево растёт, там Эне джан ей,

Такое дерево растёт.

И хотя поезд каждый раз сбрасывал скорость, вдоволь насладиться песней не удавалось. Через считанные минуты и напоминающий рыночную площадь вокзал, и приятная мелодия песни, и вообще всё это каждый раз скоро останется позади.

Чтобы накормить людей, опять откуда-то привезли специально для них приготовленную пустую похлёбку. Вместе с ней дали хлеб, источающий приятный запах свежих грибов. Впервые, когда ссыльным было велено приготовить посуду для еды, все подумали, что это будет что-то вроде чекдирме – мясное блюдо, которое готовят в селе, когда созывают народ. Однако то, что подавали им, трудно было назвать супом, в этой похлёбке, больше похожей на помои, не было ни капли жира. Остроумный народ сразу же прозвал это блюдо «белым супом». Но когда нет вообще никакой еды, то и белый суп пришёлся ко двору, можно накрошить в него свежего хлеба и горячим съесть, чем не обед?

Вручив мужу и сыновьям Алланазару и Рахманназару посуду для еды и воды, Огулджума пока покормила грудью младшего Рахмангулы, немного задержалась в опустевшем вагоне. Пока кормила ребёнка, думала, что ещё может понадобиться им там на улице. Больше всего она думала и заботилась о детях.

Кое-что из одежды сложила в узелок и взяла с собой, чтобы вытряхнуть и развесить на воздухе для проветривания. Когда она, держа в одной руке ребёнка, а в другой – узел с одеждой, подошла к двери вагона, две из сидевших в тени вагона женщин протянули руки и помогли ей сойти на землю, забрав из её рук ребёнка и узел с вещами.

Радуясь воде, женщины заполнили всё пространство вокруг ручья, образовавшего в этом месте небольшое озерцо. Сняв с себя тяжелые головные уборы и положив их рядом с собой, она повязали головы лёгкими косынками, а то и просто накрыли концом своих халатов – чабытов. Они громко переговаривались друг с другом, время от времени покрикивая на детишек, которые не хотели вылезать из воды. Все умылись, набрали воды, напоили детей. В глазах женщин плескалась тоска, они с грустью всматривались вдаль, вспоминая родную землю, свой оставшийся вдалеке дом. И всё же они не падали духом, не теряли надежды когда-нибудь вернуться туда.

Огулджума подошла к сидящим у воды женщинам, и какая-то смуглая худощавая женщина в накинутом на голову платке подвинулась, давая ей возможность сесть рядом с ней.

– Соседка, иди сюда, садись рядом с нами! – приветливо пригласила она Огулджуму.