Позже я ее внимательно изучила и осталась благодарна автору за такое немногословное и, главное, понятное объяснение того, о чем многие не знают. Не знала и я. Как зафиксировать перелом, сохранить ампутированный фрагмент тела или соорудить носилки из веток, обработать ожог или распознать первые признаки сотрясения головного мозга. Что можно и что нельзя творить с собой или с другим человеком во время сердечного приступа, какими бывают симптомы отравления различными веществами.
А еще в книжке шла речь о том, как распознать именно сердечный приступ среди других приступов, очень на него похожих. Да мало ли их у человека бывает, этих приступов? Человеческий мозг — товарищ с довольно мерзким характером и, что бы там ни говорили, себе на уме. Иначе как можно объяснить тот факт, что в ситуациях, требующих оказания срочной медицинской помощи, я, ни разу не медик, сразу же включалась в процесс? Память моментально выдвигала на первый план все, что было для этого нужно, а мозг заставлял мои руки совершать всякие акты милосердия.
Видит бог, та потрепанная книжечка попалась мне не зря.
Я не решилась перевернуть Зою Константиновну на спину. Присела рядом, нащупала пульс. Позвала по имени. Доказано, что человек «идет» из забытья на голос как на свет и иногда приходит в сознание. Но на мой голос она не реагировала.
Теперь надо было разобраться с полицией.
Около входной двери на стене висел небольшой пробковый щит с приколотыми к нему бумажками. Среди них я обнаружила распечатанный, видимо, для проформы список номеров «горячих» телефонов. Как и предполагалось, там был номер дежурной части местного отделения полиции. После сообщения о нападении в больницу я уже звонить не стала. Как правило, в таких случаях оперативники ставят звонок в актив и сами извещают о необходимости прибытия на место происшествия всех, кто там должен быть.
И оперативники, и врачи приехали быстро. Мне оставалось отойти в сторону, чтобы не мешать их работе. Пришлось какое-то время постоять, вжавшись в стену и наблюдая за слаженными действиями ребят из областной полиции. Работали они споро, почти без разговоров. Времени не теряли.
Зою Константиновну сразу же отправили в больницу. Два неулыбчивых фельдшера перебросились парой слов с полицейскими. Я придерживала входную дверь, чтобы носилки не зацепились за косяк. На улице около «Скорой» собралась кучка зевак — человек, наверное, двадцать.
— Какие прогнозы? — спросила я у одного из фельдшеров перед тем, как он погрузился в «Скорую». — Как мне с вами связаться? Может, мой телефон запишете? Или свой дадите?
Фельдшер был лысым, имел невысокий рост и короткие упругие ножки в вытертых джинсах, мелькавшие из-под белого короткого хрустящего халата.
— Звоните в приемный покой, — поставил он меня на место. — Жить будет. А вы кто такая, могу поинтересоваться?
— Можете, конечно. Я знакомая, — как можно спокойнее ответила я. — Снимаю комнату в этой гостинице.
— Обследуем — увидим все, что есть, — пожал плечами фельдшер. — Сотряс она получила, несомненно, знатный. И звоните в больницу вечером.
Ладно. Вечером.
— Поехали, Гена, — обратился он к напарнику. А я, минуя кучку любопытных, вернулась в дом.
Полиция к тому моменту уже все осмотрела, эксперт произвел необходимые анализы и вскоре отбыл в неизвестном направлении. Следователь же остался, чтобы задать мне пару вопросов. Немолодой, весьма молчаливый, он тихо представился:
— Майор полиции Пашков Егор Егорович.
После чего устроился заполнять протокол на кухне.
Я отвечала на вопросы, курила, пытаясь уместить в голове случившееся. На улице было тепло и солнечно, в доме стоял запах свежей выпечки, на плите остывали кастрюля с супом и ванильный пирог, который я успела вынуть из духовки. А за кулисами этой сцены благополучия происходили очень нехорошие вещи. История о пропавшем старшем брате превращалась в многосерийную драму, герои которой удивляли зрителя, заставляя его пребывать в напряжении. Особенно теперь, когда пролилась первая кровь.
Стало совершенно ясно, что в Очажках все не так уж и гладко. Одно потянуло за собой другое, и главное теперь — распутать все ниточки, не повредив их структуру. Так что помочь следователю Пашкову Егору Егоровичу я на данный момент особенно не могла. Для него мои показания несли мало информации.
Да, приехала сюда по делам. Да, сломалась машина, пришлось задержаться. Да, сняла номер в этой гостинице. Сегодня решила приготовить обед для себя и для хозяйки. Нет, я не знала, что она лежит в соседней комнате на полу, истекая кровью. Нет, я ничего не слышала. Что, простите? Да, я уверена, что я не собиралась ее убивать.
Измучив меня и, как мне показалось, себя тоже, Пашков оторвался от своей писанины.
— Татьяна, а вы в курсе, что такое серьезное происшествие в Очажках происходит впервые за десять лет?
Наверное, у него есть причины говорить неправду, подумала я.
— Не в курсе.
Следователь помолчал.
— Вы о нападении на человека в его собственном доме? — спросила я.
— А почему вы решили, что на Зою Константиновну напали?
— На нее именно напали.