Очарованная душа

Аннета, человек с чистым сердцем, верила в незапятнанность ярлыков, не ведая, что нет большего обмана, чем в торговле идеями. Она ещё верила в жизнеспособность иных наспех сфабрикованных «измов», этикетки на которых возглашали о различных политических настроениях, и её привлекали те, которые возвещали о партиях передовых. Она заблуждалась, в глубине души надеясь, что именно там и встретит спутника жизни. Она привыкла к вольному воздуху и тянулась к тем, кому, как и ей, претили застарелые предрассудки, заплесневелые привычки и спёртый воздух в здании прошлого. Она и не думала чернить это старинное жильё. Ведь оно было хранилищем мечты целых поколений. Но воздух там был скверный. Если кому угодно, пусть там и остаётся! А ей нужен чистый воздух. И она глазами искала друга, который помог бы ей перестроить дом, сделать его просторным и светлым.

В гостиных собиралось немало молодых людей, казалось бы способных понять её, помочь ей. Многие — с ярлыком и без ярлыка — отличались смелостью взглядов. Но, к несчастью, их смелость шла иными путями. «Жизненный порыв», по выражению одного философа, у них был ограничен. Сразу он никогда не распространяется во все стороны. Редко, крайне редко встречаешь умы, которые освещают всё вокруг и идут вперёд. Большинство тех, кому удалось зажечь светоч (а таких немного), озаряют своим факелом только часть, крохотную часть пути, лежащего перед ними, вокруг же царит непроглядная тьма. И даже можно сказать, что, продвигаясь вперёд, почти всегда платишься тем, что в другом направлении отступаешь. Революционер в политике иногда бывает бездарным консерватором в искусстве. А если он и отбросил горсточку своих предрассудков (из тех, которых придерживался меньше всего), то ещё крепче держится за оставшиеся.

Ни в одной области с такой силой не обнаруживалось в ту пору, до чего неровен этот ухабистый путь в будущее, как в моральной эволюции полов. Женщина, стараясь порвать с ошибками прошлого, вступала на одну из тропинок, ведущих к новому обществу, и редко удавалось ей встретиться с мужчиной, который тоже стремился бы к новым формам жизни. Он выбирал иной путь. И если их крутым дорогам и суждено было на миг скреститься на вершине горы, то они поворачивались друг к другу спиной. Такое различие целей особенно изумляло в ту эпоху во Франции, где умственное развитие женщин прежде отставало, а вот уже несколько лет готовилось сделать скачок, в чём мужчины тогда не отдавали себе отчёта. Да и женщины не всегда ясно представляли себе это, пока в один прекрасный день сами не наталкивались на стену, отделявшую их от попутчиков. Удар был страшен. Аннете привелось — и это обошлось ей дорого — столкнуться с таким печальным недоразумением.

Души целым роем витали вокруг Аннеты, и её глаза, её рассеянные глаза, которые неприметно оглядывали каждую, только что сделали выбор. Но ничего не сказали. Ей хотелось подольше притворяться перед самой собой, будто она всё ещё колеблется. Когда больше не мучит нерешительность, так приятно мысленно повторять: «Ведь я ещё ничем не связана» — и напоследок широко распахнуть врата надежды.

Их было двое — два молодых человека лет двадцати восьми — тридцати, Марсель Франк и Рожэ Бриссо, — между ними и колебалась Аннета, строя планы на будущее, хотя отлично знала, кто именно её избранник. Оба принадлежали к состоятельным буржуазным семьям, были изысканны, учтивы, умны, но и среда, окружавшая их, и характеры были у них совсем разные.