Очарованная призраками

– Конечно, нет, – вздыхаю я. – Но с тобой все в порядке, Мэтти. Видения пока тебе не подконтрольны, но однажды все будет иначе. Однажды ты все поймешь. А пока… постарайся не бояться будущего.

– Я не хочу, чтобы ты умерла, – ее голос срывается. – И я не хочу, чтобы Моргана причиняла вред той женщине. И я не хочу, чтобы плохой человек…

 Она замолкает и закрывает глаза так крепко, словно пытается развидеть увиденное.

 Плохой человек… сделает что? Я хочу спросить ее об этом, но большая часть меня помнит, каково это: видеть вещи, которые ты не понимаешь, пытаться оправдать жестокость и смерть. Мэтти – всего лишь ребенок.

– Ты уже умеешь писать, Мэтти?

 Она открывает глаза: в них все еще плещется страх, и она похожа на олененка, который потерял свою стаю. Но Мэтти кивает.

– Тогда сделай вот что… когда увидишь то, что тебя пугает, напиши об этом. Как хочешь. И когда закончишь, можешь сжечь пергамент… или отослать его мне. И неважно, что ты решишь, это поможет, обещаю. Просто запиши все, что увидишь. А когда сожжешь или отошлешь мне – постарайся больше об этом не думать.

 Мэтти беспокойно болтает ногами, мнет свое тафтовое платье.

– А если плохие вещи все равно произойдут? Если я пошлю их тебе, ты их остановишь?

 Я открываю рот, собираясь пообещать ей это, но тут же его закрываю. Хотелось бы мне, чтобы это было правдой. Но ведь это не так.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы их остановить, – произношу я.

 И это единственное, что я могу сказать.

– Это Пещера Пророчеств, где проходят обучение все провидцы Авалона, – сообщает мне Нимуэ на второй день после моего прибытия на остров.

Спала я немного, в голове – сплошное месиво из восхищения, волнения и тревоги. Несмотря на все величие Авалона, разум мой частенько возвращался к башне моей матери, и отдохнуть у меня не получалось. Я уже написала ей письмо, в котором сообщала, что со мной все в порядке. Зная свою мать, ответа я не ждала, но все равно надеялась. И волновалась.

И теперь, сидя у сияющего входа в пещеру, я едва подавила зевоту. Пещера находилась на северном краю острова, глубоко в горах.

– Тебе скучно, Элейн? – спросила Нимуэ, глядя на то, как я прикрываю рукой рот.

– Конечно, нет, – поспешила успокоить ее я и выдавила из себя улыбку – Простите, последние дни были такие волнующие, я почти не спала.

Я не соврала. Но и всей правды не сказала. Глаза Нимуэ вгляделись в мое лицо: мне никогда не удавалось искусно лгать, и я не знала, заметила ли она мое молчание. Но напирать Нимуэ не стала. Вместо этого она вытянула руку и призвала на ладонь пламя, которое тут же осветило стены пещеры золотом. Я уже видела магию – и здесь, на острове, и в руках Морганы, – но то, с какой небрежностью Нимуэ это сделала, заставило меня подобраться.

Когда глаза мои привыкли к свету, я смогла разглядеть пещеру получше: с потолка свисали сталактиты, и в свете пламени Нимуэ они бросали в темные углы танцующее сияние. В пещере не было ничего, кроме высокого стола с тремя ножками и полированным зеркалом сверху, но я едва обратила на него внимание. Меня увлекли стены пещеры, от пола до потолка покрытые крошечными белыми знаками.

Слова и целые фразы, написанные бесчисленным количеством разных рук, слой за слоем, терялись друг за другом и в глубинах времен.

Я хотела спросить о них у Нимуэ, но она сразу же начала урок, без вступления: попросила меня встать у зеркала и, заглянув в него, призвать видение. Вот и все инструкции.

Позже я узнаю, что зеркало помогало с предсказаниями самой Нимуэ, потому она и начинала обучение с него, пока провидец не находил то, что подходило ему лично. Но тогда я не знала, с помощью чего можно призывать видения. Я видела обычное зеркало, и мы с ним общий язык найти не могли.

Позже я узнаю, что Нимуэ приветствовала любопытство. Я могла бы свободно говорить о своих сомнениях, но тогда я была слишком напугана и боялась: вдруг мои вопросы покажутся Нимуэ глупыми. Какая-то часть меня надеялась произвести на нее впечатление. Я боялась, что меня отправят обратно в Камелот.

Поэтому я постаралась сделать то, что у меня попросили: уставилась в зеркало и сосредоточилась, хотя, сколько ни старалась, видела в нем только собственное отражение, глядящее на меня в ответ – с разочарованием, которое усиливалось с каждой прошедшей минутой.

Когда голова моя начала болеть, я оторвала взгляд от зеркала и посмотрела на Нимуэ. Та хмурилась.

– Видения являлись ко мне только во сне, – объяснила я. – Не думаю, что смогу просто так их призвать.

Нимуэ ответила не сразу – лишь продолжила смотреть на меня, словно видела насквозь. Меня захлестнуло паникой. Что, если она меня проверяет? Что, если сейчас решит отправить меня обратно?

– Это оттого, что во сне твой разум пуст и свободен, – подала голос Нимуэ. – Ты должна научиться освобождать его и во время бодрствования, если хочешь контролировать свой дар. А не то он будет контролировать тебя.

Я вновь вспомнила свою мать: пророческий дар разрушил ее жизнь. Я и думать не хотела о том, чтобы закончить как она.