Очарованная призраками

Леодегранс ворчит, но по нему видно, что он впечатлен. Он смотрит на Артура совсем не так, как прошлым вечером. Больше называть его «мальчишкой» он не осмелится.

– И твоя собственная женитьба тоже будет частью этой сделки? – Король косится на Гвен, которая стоит по правую руку от него и смотрит в пол.

Артур качает головой.

– Ваша дочь знает о моем к ней отношении, Ваша Светлость, но я не хочу заставлять ее. Всего остального будет для меня достаточно.

– И я могу назначить время этой дуэли? – спрашивает Леодегранс.

– Конечно, – отвечает Артур. – Полагаю, вы захотите провести ее ночью?

– Под светом луны, да. – Леодегранс кивает. – Но даже с таким преимуществом… я старый человек, принц Артур, и не смогу драться на одном уровне с таким молодым и мужественным воином, как ты… это нечестно, так ведь?

Артура выдавливает из себя улыбку.

– Думаю, вы себя недооцениваете, Ваша Светлость. Уверен, в дуэли мы будем равны.

– Ты добр, – замечает он. – Но ты ведь не откажешь старику, если я захочу выбрать того, кто сможет драться вместо меня? Это будет куда честнее.

– Не откажу, – произносит Артур. – Выбирайте. Я сражусь с любым, кого вы назначите.

Король Леодегранс хитро ухмыляется.

– Что ж, хорошо. – Он радостно улыбается и поворачивается направо, к Гвиневре, которая уже выглядит так, словно ее сейчас стошнит.

Потому что она знает своего отца, понимаю я. Знает, как он думает. Знает, к чему это приведет.

– Тогда ты сразишься с моей дочерью, принцессой Гвиневрой.

Когда толпа в тронном зале редеет и я разворачиваюсь, чтобы последовать за Артуром, Гвен хватает меня за руку и тянет в сторону, пока все проходят мимо. Мы остаемся вдвоем, и я вырываюсь из ее захвата.

– Артуру не стоило вызывать его на дуэль. – Взгляд Гвен скользит по комнате, ее голос, прежде такой уверенный, ломается, как корочка непропеченного пирога. – Это ты ему посоветовала?

– Твой отец не оставил ему другого выбора, – отвечаю я. – Чего ты ожидала? Что Артур пожертвует своими людьми, Гвен? Что вернется домой ни с чем и позволит своему брату-бастарду сравнять Альбион с землей? Он нашел третий путь, и если ты ожидала от него чего-то иного, то ты совсем его не знаешь.

Она отходит от меня и сжимает губы в тонкую линию.

– Да что с тобой, Гвен? – спрашиваю я. – Твой отец неправ, тебе не нравится то, что он делает. Ты знаешь, что он безумен.

Гвен вздрагивает, но ничего не отрицает.

– Он – мой отец, – шепчет она. – Я – единственное, что осталось у него в этом мире. Он – единственное, что осталось у меня.

– Еще у тебя есть мы, – напоминаю я.

Она качает головой.

– Я видела твое лицо этим утром, Эл. Твое и лицо Морганы тоже. Видела ужас в ваших глазах, когда я рассказала, на что способна. Артур посмотрит на меня так же, и все его чувства ко мне рассыпятся еще до того, как он вынет меч из ножен. До того, как я прыгну на него, оскалив зубы и обнажив когти. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, чем все закончится.

Я сглатываю, но молчу. Она права. Даже если они будут равными по оружию и встретятся на ничейной земле… Гвен и прежде побеждала Артура девять раз из десяти. В десятый раз она просто проявляла милосердие.

– Ты в самом деле убьешь его? Убьешь его и обречешь на погибель нас всех?

На этот раз Гвен не вздрагивает. Она одаривает меня таким спокойным взглядом, что по коже бегут мурашки.

– Лучше окропить руки кровью, чем сковать их цепями, – отвечает она. – Артур все еще может уехать. Тебе стоит посоветовать ему именно это.

То, как быстро меня приняли на Авалоне, с какой готовностью впустили в свои жизни, всегда удивляло. В каком-то смысле Авалон напоминал изгнание: прежде чем я ступила на его берега, я задерживала дыхание, ждала и умирала в процессе. Волновалась, вдруг возвращение в Альбион станет для меня чем-то подобным, но этого не произошло. И теперь я понимаю: дело вовсе не в месте. Не совсем. Дело в людях. В Моргане, в Артуре, в Ланселоте. И, несмотря ни на что, в Гвен тоже.

Бывали моменты, когда я все равно чувствовала себя чужаком. Даже рядом с ними. Артур и Ланселот часто перебрасывались шутками, которые понимали только они, соревновались в каких-то физических вещах… бегали наперегонки, устраивали дуэли, пытались вычислить, кто съест больше вишневых тартов за ужином. Моргана и Гвен порой спорили так, что иногда не разговаривали целыми днями – пока не забывали, почему вообще поругались.

Но еще у них была магия, которую я не могла понять – а они не могли понять мои видения. И иногда эта магия казалась стеклянной стеной, сквозь которую я могла видеть, но которую не могла разбить.

– В теории… – произнесла однажды за обедом Моргана.

Мы опоздали к столу, и тут было довольно пусто. В любом другом месте нам достались бы объедки, но по меркам Камелота остатки с авалонских кухонь походили на пир.

– Теории бесполезны, – вклинилась Гвен до того, как Моргана успела продолжить, а потом откусила от тоста, на котором лежали сыр и фрукты. – Если не сможешь исполнить это сама, то какой смысл?