– Полное дерьмо. Ложь.
– Если ты знаешь, что твиты врут про Армана, то почему ты не хочешь принять, что они лгут про тебя и твое искусство?
– Потому что одни твиты субъективные, а другие – объективные, – ответила Клара. – Та запись доказывает, что Арман не сделал ничего из того, в чем его обвиняют. А то, что он сделал, спасло всех от ужасных проблем. Деятельность Гамаша рассматривали под лупой, дотошно, и его оправдали по всем пунктам. Но то, что сделала я, – Клара снова обратила свой взгляд на мольберт, – открыто для любых интерпретаций. Я получила электронное письмо из моей галереи в Монреале. Несколько коллекционеров интересовались, могут ли они вернуть мои картины, купленные ими несколько лет назад. Их тревожит, что стоимость моих картин падает. Что я вовсе не настоящий художник, а… как там меня назвали в одном твите? Притворщица.
Вообще-то, подумала Мирна, это было одно из самых вежливых определений, какие она видела.
– Они просто ничтожества.
– Это не значит, что они не правы, – пробормотала Клара, наклоняя голову то так, то эдак. Изучая картины на мольберте.
– «Все зловредные истины», – сказала Мирна.
– Что ты говоришь?
– Это цитата из «Моби Дика», – пояснила Мирна. – Арман вчера говорил эти слова.
– Ты считаешь, в тех твитах есть какая-то истина?
– Нет-нет, я имела в виду другое. – Мирна покрутила руками, пытаясь перевести разговор в нужное русло. – В них нет правды. Поверь мне. Одна злоба.
Но Клара покачала головой. Ее уверенность была поколеблена.
– Приходи хотя бы на обед, – сказала Мирна, со стоном поднимая себя с дивана. – Ты должна выйти из мастерской. И из собственной головы.
– Или из другого места пониже? – спросила Клара.
– Все зловредные… – начала Мирна и услышала смех подруги. – Ты знаешь, какая критика обрушилась на «Моби Дика», когда книга вышла? Теперь он считается одним из лучших романов всех времен.
Клара не ответила. Она вернулась к разглядыванию миниатюр на мольберте.
Мирна чуть не сказала, что трагедия – это то, что случилось с Вивьен, то, что переживает ее отец. А у Клары просто временный кризис. Ничего более.
Но она не стала это делать. Мирна понимала, насколько вредно сравнивать человеческую боль. Забывать об обиде просто потому, что есть вещи и похуже.
Она возвращалась по деревенскому лугу в ярких лучах солнца, хлюпая сапогами по влажной земле, и думала о тех миниатюрах, что написала Клара.
Наверное, призналась она самой себе, проходя мимо стены мешков с песком, это были не лучшие Кларины работы.
Глава двадцатая
@CarlTracey: Сейчас не могу встретиться @NouveauGalerie.
Чего именно вы хотите?
Агент Клутье улыбнулась. Будь она рыбаком, она бы сказала, что рыбка клюнула.
Ее позабавил и успокоил осторожный, лаконичный ответ.
Но главным образом ее внимание привлекла быстрота, с какой этот ответ пришел.
Это был аккаунт Карла Трейси в «Инстаграме», но общалась она вовсе не с Карлом Трейси. У него не было ни сотового телефона, ни сотового покрытия.
«Деловые вопросы лучше не обсуждать публично, – напечатала она, заранее придумав ответ. – У вас есть закрытый аккаунт?»
На ее телефоне зазвучала музыка из сериала «Бонанза», и она ответила, не сводя глаз с экрана. Стараясь не обращать внимания на удивленные взгляды других агентов Квебекской полиции в открытом офисе.
– Клутье, – сказала она.
– Это Бовуар. Мы получили ордер на обыск. Ждите нас у дома Трейси.
– Еду, patron.
Но она продолжала смотреть на экран, и, когда уже собралась выключить компьютер, на нем появилось единственное слово: «Нет».
Ничуть не разочарованная, Клутье только улыбнулась. Именно такого ответа она и ждала, на такой надеялась.
Нормальный гончар, если к нему обращается галерея с предложением, будет рассыпаться в любезностях, приглашая интересующегося на свой приватный адрес. Чтобы поговорить о деле. А Карл Трейси, или Полина Вашон, или кто уж там переписывался с Клутье, ничуть не заинтересовались.
Почему так?
Ответ только один. Они не хотели, чтобы кто-то посторонний видел содержание этого аккаунта. Посты. Фотографии.
Но Клутье уже держала их под прицелом. Не всё сразу. Немножко подразнить. Подбросить наживку повкуснее. Она доберется туда. Доберется до них.
Она заставила себя не печатать заготовленный ответ.
Пусть поварятся в собственном соку.
Перед уходом она заглянула к Омеру:
– Тебе нужно что-нибудь?
Он не ответил. Смотрел прямо перед собой.
Интересно, что он видит, подумала она, хотя могла бы догадаться. То, что он будет видеть до конца дней.
– Мы едем обыскивать дом. Я сейчас направляюсь туда. Мы выведем его на чистую воду.
Эти слова все-таки пробились к нему. Омер взглянул на нее и слабо улыбнулся:
– Merci, Лизетт.
Она держалась за решетку, и он прикоснулся к ее руке.
Бо́льшая часть дня ушла на обыск в доме Трейси.
Если во время предыдущего обыска они искали Вивьен, то сегодня – убийцу. И улики, изобличающие его.
Было решено оставить Лакост в оперативном штабе для координации поступающей информации и раздачи поручений агентам, если возникнет необходимость.
Бовуар высадил Гамаша у дома Трейси, а сам поехал дальше, к машине на лесной дороге. И к мосту.