Очень храбрый человек

– Что там, patron? – спросила Клутье, увидев выражение его лица, после того как он отключился.

Гамаш на мгновение задумался, уставившись в стену. Губы его сосредоточенно сжались. Потом он сунул телефон в карман.

– Суперинтендант Лакост будет здесь через несколько минут, – сказал он, возвращаясь к столу. – Мы привозим сюда Полину Вашон.

– Но я могу выудить еще что-нибудь из ее закрытого аккаунта в «Инстаграме», – сказала Клутье. – Уверена в этом.

Гамаш повернулся к ней, и Клутье удивилась, заметив, что тревога, несколько секунд назад исказившая его лицо, сменилась улыбкой.

– Вы проделали хорошую работу. Только благодаря вам мы нашли мадам Вашон и фотографии. И обличающую их переписку. Старший инспектор Бовуар считает, что у нас хватает материалов, и я с ним согласен. Теперь задача будет состоять в том, чтобы получить от нее показания. Следите за работой суперинтенданта Лакост. Учитесь у нее. Она будет вести допрос. А вы – помогать ей.

Ни от Клутье, ни от Камерона не ускользнуло то, что он сказал «допрос». Не «беседу».

Они были близки к завершению. Уже видели финишную черту. Вопрос теперь состоял в том, чтобы ее пересечь. Не упасть.

– А Омер?

– Сообщите месье Годену, что его скоро освободят. Агент Камерон, я в конечном счете все же еду с вами. Старший инспектор Бовуар будет ждать нас там.

– Oui, patron.

Они двинулись к двери, Камерон, шедший следом, дважды проверил, на месте ли его пистолет. Он знал, что пистолет на месте, но проверить не мешало. К тому же прикосновение к оружию успокаивало.

Но, следуя за Гамашем, он обратил внимание, что у старшего инспектора нет оружия.

Он спросил себя, не нужно ли что-нибудь сказать. Напомнить Гамашу, что дилеры такого рода народ опасный. Но потом он вспомнил, кто этот человек и что повидал. И что сделал.

Старший инспектор Гамаш не нуждался в наставлениях. Он сам был наставником.

Стоя у своего стола в оперативном штабе в Трех Соснах, Бовуар проверил свой пояс.

Пистолет, как всегда, был на месте.

Бовуар подумал, не будет ли он чувствовать себя голым, каждый день отправляясь на работу как старший исполнительный директор инженерной фирмы в Париже без этой принадлежности.

Жану Ги Бовуару нравилось ощущать пистолет у себя на поясе. Чувствовать его тяжесть. Иметь возможность распахнуть пиджак и показать его. Видеть, как широко раскрываются глаза у людей.

Пистолет на поясе означал для него не только безопасность, но и власть. Хотя в последнее время с ним стало происходить что-то странное.

Пистолет словно потяжелел. Пришло какое-то ощущение неловкости. Меньшей естественности. Пистолет начал становиться чужим.

Не так ли это начиналось с Гамашем? Ведь наверняка же молодым агентом, даже инспектором он носил пистолет. На каком этапе он отказался от него?

Когда огурец становится маринованным огурцом? Этот вопрос задавал иногда Гамаш, наблюдая за человеческим поведением. А теперь такой же вопрос задавал себе Жан Ги.

Когда происходят изменения? Необратимые изменения.

В какой-то момент пистолет стал для Армана Гамаша неизбежным злом. Именно злом.

Гамаш опускался на колени перед слишком большим количеством тел. И сам уложил их немало.

Он заводил руку за спину и вытаскивал пистолет из кобуры. Поднимал, выравнивал. Прицеливался. И стрелял. Арман Гамаш стрелял в других человеческих существ.

Чувствовал отдачу. Вдыхал запах выхлопа. Видел, как падало тело. Как падал человек.

Чей-то сын, чья-то дочь, муж, отец.

Это было ужасно, и ужасно было совершать это.

Видеть, как пуля поражает цель, было ненамного лучше, чем чувствовать попадание пули в себя. И Жан Ги знал это слишком хорошо. Тебя подбрасывает в воздух ударом. Шок. Боль. Ужас.

Это было почти так же плохо, как видеть сраженного пулей коллегу.

Видеть, как сражен Гамаш. Как его подбросило в воздух. Как он упал.

Жан Ги прогнал эту картинку из прошлого. Воспоминание. Он до сих пор не мог спокойно думать об этом. Признать тот факт, что он сам когда-то сделал это. Прицелился в Гамаша и выстрелил. Почувствовал отдачу. Запах выхлопа.

Он увидел, как Гамаша приподняло, потом увидел, как тот упал.

Это был худший момент в жизни Жана Ги. И этот момент изменил его жизнь.

Сейчас его рука легла на кобуру, но вместо обычной уверенности на него накатила волна отвращения.

И он понял, всем своим нутром понял, что ему пора уходить. Он свою часть выполнил, сделал все, что мог.

Пора заняться такой работой, где единственным оружием будет его разум. Где не будет жертв, одни клиенты. Не будет подозреваемых, одни конкуренты. Где почти все, кто встает утром, вечером ложатся спать.

А если нет, то это не его дело.

Но он туда еще не добрался. Уже скоро. Осталось только закрыть это дело. Жану Ги Бовуару оставалось только пересечь финишную черту.

Вместо ответа на вопрос Клары, почему она не написала ни одной рецензии на ее выставки, Доминика Оддли поднялась с дивана и принялась бродить по мастерской. Разглядывая работы Клары и кивая.