Очень храбрый человек

Мешанина старых работ. Неудавшиеся и брошенные фрагменты рядом с законченными и знаменитыми портретами. Тут были камни и перекрученные корни деревьев. Перья и палочки, коллекция скорлупы птичьих яиц, выброшенных из гнезд. Словно Клара оставила дверь своей мастерской широко открытой и туда надуло всякой всячины.

Оддли глубоко вздохнула и закрыла глаза. В мастерской пахло масляными красками, скипидаром и мокрой собакой. И чем-то еще.

Клара перестала напускать на себя умный вид, скатилась с низкого дивана на четвереньки и, крякнув, поднялась на ноги.

К ужасу Клары, Оддли остановилась перед коллекцией покрытой пылью керамики. И стала фотографировать ее.

– Как это у вас называется? – спросила она.

– «Воинственные матки».

Оддли рассмеялась. Низкий, сочный, раскатистый звук наполнил комнату искренним весельем.

– Превосходно. Вы их показывали?

– Они старые. Я сделала их лет десять назад, – объяснила Клара. – Один раз показывала.

– И?..

– Безуспешно.

Оддли кивнула, очевидно не удивленная этим ответом, потом посмотрела на Клару:

– Знаете, я ходила на все ваши выставки. Потихоньку.

Она подошла к маленькому портрету, стоявшему у стены. Портрету Рут. Старуха сердито смотрела на молодую женщину, все ее существо излучало ярость и боль, горечь и разочарование. Слабой рукой Рут придерживала у горла потрепанную синюю шаль, глядя на мир, который оставила позади.

– Я сначала не поняла, – сказала Доминика, словно обращаясь к старухе на портрете. – Не видела того, что видели другие. Я видела только портреты, выполненные в предсказуемом, обычном стиле. И хотя объекты были интересные, мне это казалось обманом. Этакая скоропись, чтобы прикрыть недостаток техники. Недостаток глубины.

Доминика Оддли отвернулась на мгновение от портрета, посмотрела на Клару и снова устремила взгляд на портрет:

– Все мои рецензии написаны. Разгромные. В особенности я ненавидела ее.

Она показала подбородком на Рут. Которая явно ненавидела ее в ответ.

– Но что-то удерживало меня от их публикации. Я решила попридержать свое суждение. Я ходила на все ваши выставки и постепенно, постепенно начинала понимать.

– Понимать что?

– Что я ошибалась. И не только это. Я поняла и почему ошибалась. Когда я смотрела на ваши портреты, я видела работы белой женщины средних лет, принадлежащей к среднему классу и живущей у черта на рогах в Канаде. Работающей с традиционным, обычным материалом. Я была предвзята. Не хотела поверить, что вы, Клара Морроу, могли вдруг появиться из ниоткуда и сотрясти устои. Но вы это сделали.

Она снова повернулась к портрету Рут:

– Это та самая женщина, которая связалась со мной по поводу ваших работ? Которая убедила меня приехать сюда? Та самая поэтесса, Рут Зардо?

– Да.

Доминика Оддли кивнула, дреды запрыгали у нее на плечах.

– «Но кто тебя обидел так, что ран не залечить?» – пробормотала она слова из самого знаменитого стихотворения Рут. – Вы написали ее в образе Девы Марии. Богоматери. Забытой, ожесточенной, полной отчаяния. Что было бы весьма удивительно. Без… – Она указала пальцем на маленькую белую точку в слезящемся глазу. – Этого.

Это был малый проблеск света. В душе, которая познала много тьмы.

– Ни один самозванец не смог бы так. Увидев это, я пересмотрела все ваши другие работы и поняла, что вы делали на самом деле. Вы бунтарь, мой друг. Кто-то вроде агента-провокатора от искусства. Вы представляетесь кем-то одним, а по существу вы другая. Нечто совершенно исключительное. Подрывающее все устои. Вы не просто пишете людей – вы захватываете их. Заставляете отдать вам их эмоции. Ненависть. Ревность. Любовь. Удовлетворенность. Ярость. Как вам удалось забрать у них то, что им принадлежит, – выше моего понимания. Но вы это сделали. «Три грации»? Я просто рыдала. Стояла перед картиной, совсем одна в галерее, и плакала. Я до сих пор не понимаю, почему она вызвала у меня слезы. – Она посмотрела на Клару. – А вы понимаете?

– Нет, – тихо сказала Клара. – Но мне кажется, вы понимаете.

Доминика улыбнулась и фыркнула то ли от смеха, то ли признавая правоту Клары.

– Я была на вашей последней выставке, – сказала она. – На коллективной выставке миниатюр в «Бруклинском художественном пространстве». Кстати, очень щедро с вашей стороны дать согласие выставляться с неизвестными художниками.

Клара на миг закрыла глаза. Вот оно. Наконец-то. Она получила то, что хотела. То, что ей было необходимо. Доминика Оддли расскажет миру искусств, всем этим скептикам, троллям и придуркам, напустившимся на нее, что они ошибаются. Что Клара Морроу – большая сила в художественном сообществе.

Клара Морроу насладится мщением.

– Спасибо, – сказала она. – Вы знаете, как для меня это важно. Вы читали всякие ужасы, что наговорили про меня в социальных сетях. Даже моя родная галерея грозит отказаться от меня. Люди говорят, что я… как это называется?..

– Притворщица. Самозванка.

– Да. Пустышка. Но хорошая рецензия от вас изменит ситуацию. Остановит все атаки.

– Да, я видела, что они пишут.