— На Любимова мы воздействуем посредством телепатии, а Виктор Васильевич не вернется. Он сейчас на Калимантане. Это я его телепортировал, — подчеркнуто серьезно сказал Каляев.
— Где... где?.. — распахнула глазки Людочка.
— На Калимантане. Это такой остров, омываемый водами... — Каляев попробовал вспомнить, водами каких морей омывается Калимантан, но не вспомнил и поэтому сказал: — Вы, конечно, знаете, что все острова чем-нибудь да омываются. — Он перешел на шепот. — О том, что я вам сообщил, вы должны молчать. Никому ни слова. Когда Виктор Васильевич вернется, он ничего не будет помнить, и вы попадете в неудобное положение.
— А почему он ничего не будет помнить? — тоже шепотом спросила Людочка.
— Потому что там его зомбируют, — сказал Каляев и, не меняя тона, добавил: —Это шутка. Я вас жду в половине седьмого — здесь, внизу у входа.
— Лучше не у входа, — прошептала Людочка.
— Тогда я буду ждать тебя на скамейке возле пруда, — сказал Каляев, переходя на «ты». — В полседьмого, смотри не опаздывай!
И он покинул кабинет Игоряинова.
Когда Каляев ушел, Людочка прикрыла глаза, зажала ладонями уши и немного потрясла головой, чтобы понять: не сон ли все, происходящее вокруг. Но, когда она снова стала видеть и слышать, атоллы пены на полированной букве «Т» не исчезли, экран ноутбука по-прежнему был в брызгах, а телефон продолжал мерзко пикать. Людочка положила трубку на место и попутно заметила, что в пепельнице лежит сигаретный фильтр с длинным отростком пепла — будто сигарету прикурили, а потом оставили гореть саму по себе.
Она поднесла пепельницу с чудным окурком к самым глазам и задумалась. Каляев
вдруг показался ей человеком нереальным, да и не человеком вовсе. Что-то в нем было такое... Вообще-то Людочка обожала мистику, но одно дело читать про всяческую чертовщину и совсем другое — сталкиваться с нею в быту. «Он, наверное, сильный гипнотизер, — решила Людочка, воспроизводя, в сущности, часть признания Каляева, и тут же опровергла другую часть этого признания. — И никакой не телепат и не телепортат...» Она не была уверена в существовании такого слова — «телепортат», но сочла его использование в данном случае уместным. Дальнейшие рассуждения Людочки свелись к тому, что Каляев, у которого какие-то сложные отношения с Игорииновым и Любимовым, специально ее загипнотизировал, чтобы поставить совладельцев «Прозы» в дурацкое положение, то есть воспользовался ею как инструментом.
Странно, но это не вызвало у Людочки протеста. Она вспомнила прочитанное в какой-то книжке, что существуют такие пары людей («перцепиент—реципиент» — всплыли в ее головке невероятные слова), которые подходят друг другу, как две половинки мудреным образом разрезанной шпионской открытки, и, соединившись, создают некое новое качество. «Через меня, — думала Людочка, — он воздействовал на Игоряинова, и тот оставил мыльную пену и ушел. Каляев сказал: Виктор Васильевич не вернется. Откуда он знает, если никто не знает? Не договорились же они...» Тут в одно мгновение мысли Людочки скакнули в сторону. Ей представилось, как она разоблачает Каляева, а он, сраженный ее догадливостью, раскрывает карты и предлагает дальше действовать вместе, и они выставляют на смех всех ее и его недоброжелателей. Например, эту старую дуру Веру Павловну с ее вечными бутерброда ми, которая жирными пальцами хватает важные договора, но при этом имеет наглость указывать что-то ей, доверенному лицу обоих руководителей. Хотя и Любимова тоже невредно было бы проучить — скажем, сделать так... сделать так... ну, хотя бы... хотя бы, чтобы у него подвело живот, когда будут какие-нибудь влиятельные американцы, от которых зависят холявные поездки за рубеж. Людочка вообразила картину, как Олег Мартынович хватается за живот, бросает недоумевающих иностранцев и бежит на полусогнутых ногах к туалету, — и рассмеялась вслух...
— Убираетесь? — услышала она, вздрогнула и увидела Любимова, который, судя по улыбке, уже пришел в нормальное расположение духа.
— Да вот... — неопределенно ответила Людочка, вытряхнула пепельницу и поставила на стол.
Любимов проворно обежал букву «Т», у окна задрал голову вверх, будто хотел увидеть край крыши, потом вернулся к двери, засунул руки в карманы брюк, качнулся на каблуках и уставился на лосиные рога — то есть произвел по своему обыкновению серию беспорядочных и необязательных движений. Наглядевшись на рога, он подбежал к дверному проему, обернулся к Людочке и сказал:
— И куда это Игоряинов запропастился?
Людочка, зная манеру Любимова задавать вслух вопросы, обращенные к самому себе, ничего не ответила. Она разбирала бумаги на столе Игоряинова; пена, присохшая к ним, отваливалась противными ломкими бляшками, не оставляя пятен.
— М-да, — поморщился Любимов. — Я вам, Люда, кого-нибудь из девочек на помощь пришлю. И дверь, черт, теперь чинить надо. Если Игоряинов появится или позвонит, вы меня позовите, пожалуйста. И вообще...
Но что «вообще», Олег Мартынович не договорил и убежал, размахивая руками.