Очень мелкий бес

Основатель жанра русского героико-эротического боевика и мастер фэнтезийной эротики Сергей Тарабакин чувствовал себя глубоко уязвленным, хотя и не показал этого Любимову. Он не сомневался, что «создает настоящую литературу» (так было написано в предисловии к его двухтомнику). Однако ему мечталось о том дне, когда в этом убедятся и все остальные — в том числе, разумеется, и эстетические антагонисты, как высокопарно называл Тарабакин бывших «рогизобовцев», с которыми по старой привычке отождествлял «Прозу». При этом эстетических антагонистов Тарабакин презирал — во-первых, за то, что они презирали его, а во-вторых, за то, что их, в отличие от самого Тарабакина, почти не печатали.

Подсознательно он был готов к тому, что антагонисты рано или поздно падут перед ним ниц, и потому не очень удивился звонку Любимова. Зная все это, нетрудно представить, как сильно разочаровал Олег Мартынович мастера фэнтезийной эротики в очном разговоре. Компенсацию Тарабакин мог получить единственным способом — опубликовав «Титанового льва».

Имелось по меньшей мере три издательства, где его встречали с распростертыми объятиями. Вырулив с бульвара на оживленную магистраль, Тарабакин прикинул, что прямо по курсу лежит «Войпобабе», получивший название по начальным буквам фамилий своих основателей — Войтыллы, Померанцева и Бабеля (Бабеля-младшего, как называл себя сам Бабель). Это был бы наиболее подходящий вариант, но не далее как на прошлой неделе «Войпобабе» принял у Тарабакина рукопись «Балландрийской пучины». В пятнадцати минутах езды от «Войпобабе» находилась «Анафора», но и туда накануне он отдал эротико-психоделический роман «На нивах балландрийских». Оставалось ехать аж к кольцевой дороге, где в новостройках обосновалось издательство «Афродита».

Два месяца назад там вышел тарабакинский роман «В джунглях Балландры», на переплете которого монстр синего цвета распиливал бензопилой обнаженную красавицу. Рисунок впечатлял, но он-то и вызвал нарекания передовика эротико-фэнтезийного цеха; в его романе все было наоборот: красавица Юя, кочующая с героем-великаном Б’Эггрзом из романа в роман, распилила монстра, который навязчиво пытался ее изнасиловать. Поскандалив из-за ошибки, Тарабакин дал себе слово наказать «Афродиту» и никогда больше ничего ей не предлагать. Но сейчас он решил, что «Афродита» достойна амнистии, поддал газу и взял курс к кольцевой дороге.

Примерно в то же время, когда Тарабакин пересекал город с севера на юг, глубоко под землей, в переполненном вагоне метро, ехал с запада на восток Иван Мухин. Он стоял, стиснутый потными и недовольными пассажирами, и лишь голова его покачивалась в такт движению. Те немногие силы, которые ему удалось собрать, уже иссякли, и если бы толпа внезапно расступилась, он, наверное, осел бы прямо на пол.

Детская обида застыла в глазах Мухина. Еще вчера жизнь была прекрасна: «Энциклопедия» стараниями Марксэна сочинялась, чай, спички и мыло продавались, жена уехала, и сам он направлялся домой к хорошенькой девушке. И вроде бы мало что изменилось за прошедшие двенадцать с небольшим часов, но Мухин чувствовал, ощущал кожей: изменилось все. Ничем он не мог подтвердить это ощущение, но от того оно не становилось менее убедительным.

Толпа вынесла его из вагона на пересадочной станции, и он побрел длинным переходом, по которому две тетки в желтых безрукавках елозили громадными швабра­ми; вдоль стен здесь бок о бок стояли мальчишки с газетами, старушки с сушеными грибами, наглые нищие, бритые наголо молодые люди со связками «Бхагават-Гиты», продавец средств от бытовых насекомых, мужчина с подбитым глазом, продающий помоечных котят, девушки у стенда с очками, цыганки-гадалки, распространители лотерей, певцы и музыканты. Причем в горловине перехода слепой пел «Раскинулось море широко», в середине располагался инструментальный ансамбль, состоящий из двух гитаристов и ударника, а в противоположном конце — интеллигентного вида старичок в соломенной шляпе играл на скрипке «Полонез» Огинского. Когда Мухин дошел до ансамбля, все три мелодии встретились в его голове, к ним примешались запахи грибов и средства от насекомых, которым продавец в рекламных целях умерщвлял извлекаемых из коробочки тараканов. И предсмертное шуршание тараканьих лапок тоже достигло слуха Мухина, придавая его новому состоянию какое-то уж совершенно омерзительное качество.

Он обернулся, взглядом адресуя вопрос проходящим мимо людям. «За что?* — хо­тел он спросить их, но люди спешили и не замечали Мухина. Только тетка со шваб­рой, упершись в него, сказала укоризненно:

— Мужчина, у вас из авоськи сыплется! А убирать Пушкин будет?!