Очень мелкий бес

— Что книжки ты читаешь — это правильно, — сказал он, сохраняя менторский тон. — А вот то, что не моешься и по свалкам живешь, — это скверно. Лучше бы ты деньги, вырученные за сданные бутылки, на баню тратил. А кроме того... кроме того, надо не воображать себя черт знает кем, а работать идти. И жить устраиваться — ну там, квартиру снимать или в общежитие...

— Ага, жить и работать! — зло произнес Кирилл. — Если работать, времени, что­ бы жить, не останется. Не до ощущений будет, если работать пойти. А в общежитии комендант сидит — тоже ощущениям не способствует.

— А ты ощущай, будто никакого коменданта нет и ты по-прежнему в этом... сарае своем на помойке живешь.

— В шалашике, — поправил его Кирилл.

— В сарае, в шалашике — какая разница? Прямо Ленин в Разливе какой-то. Неужели тебе нравится такая жизнь? Может быть, ты и ощущаешь, что сидишь после бани в пижаме и с маникюром, но я-то этого не ощущаю. Я вонь от тебя ощущаю, но как культурный человек этого не показываю...

— А насекомых?

— Что насекомых?

— Насекомых моих не ощущаешь?

— Нет... — У Мухина появилось плохое предчувствие.

— Сейчас ощутишь. — Кирилл раскрыл объятия.

— Ты что... ты что?! С ума сошел?! — заорал Мухин, отступая к двери.

— А я и так сумасшедший, — осклабился бомж, сверкнув зубом. — У меня и справка есть. Справка есть, а категорического императива нет. Такие дела. Ну-ка, братан, обнимемся!

— Эй! — Мухин забарабанил в дверь. — Милиция! Помогите!

— Кричи, кричи, — спокойно сказал Кирилл, делая к нему маленький шажок. — Меня тут все знают, я, можно сказать, тут свой человек. Никто не придет, потому что я не буйный, а обниматься — такого запрета нет.

— Не подходи, ударю! — по-дурному завопил Мухин, вжимаясь в дверь спиной.

—  Бей! — Кирилл рванул на груди тряпье. — По статье пойдешь — за избиение человека. Не бомжа, но человека! — Он поводил указательным пальцем в сантиметре от мухинского носа. — Сейчас, сейчас я тебя обниму!

— Ну, пожалуйста, не надо. — Иван был готов расплакаться. В иной ситуации и не будучи в разобранном состоянии он, очевидно, повел бы себя по-другому, но, увы, ситуация была хуже некуда, а состояние — гнуснее не придумаешь. — Я прошу тебя, Кирилл. Умоляю тебя...

— Ладно, обнимать не буду, — передумал бомж. — Я тебя просто поцелую.

Мухин хотел снова закричать, но слова застряли у него в глотке. Он выставил пе­ред собой руки, намереваясь оттолкнуть настырного безумца, но тот напирал, и вдруг... Мухин сам не понял, что случилось. Он лишь почувствовал солоноватый при­вкус крови на губах и увидел, как Кирилл с диким воем метнулся к противоположной стене. В этот миг дверь отворилась. Мухин ожидал узреть по меньшей мере ангела-избавителя с нимбом вокруг головы, но вместо ангела в камеру вбежали двое молоденьких милиционеров с дубинками.

— К стене! Быстро! — заорали милиционеры. — Руки за голову!

— У-а-а! — вопил Кирилл, держась за шею.

До Мухина внезапно дошло, что каким-то образом пострадал не он, а бомж. Дальше он перестал что-либо понимать, потому что получил дубинкой по лбу; однако сумел увернуться от нового удара, подпрыгнул так, что увидел фуражки милиционеров от­ куда-то сверху, и вымахнул в коридор. Перед ним оказалась еще одна открытая дверь, возле которой стоял милиционер. Мухин перелетел и через него, зацепив подошвой погон с двумя полосками, завернул за угол, проскочил еще одну дверь и попал, сам того не ожидая, на улицу. Еще через мгновение он уже был на покатой крыше сосед­ней многоэтажки и только тут опомнился; Господи, да что же такое творилось с ним?!

Из приземистого здания милиции выскочили люди в серой форме и засуетились, подобно муравьям, — чудесный слух Мухина различил их крики. Потом милиционеры рассыпались между домами, но минут через двадцать снова собрались у отделения и скрылись внутри. Мухин чуть напрягся и разобрал, как за стенами кто-то матерится и кто-то в ответ оправдывается, называя кого-то каратистом и сравнивая с Брюсом Ли.

— Личность?! Личность была установлена?! — спросил первый голос.

—  Не успели... Мы его в отстойник сунули... Сволочь, погон оторвал! — продолжил оправдания второй. — Взлетел аж над головой, прыгучий черт!..

— Что-нибудь изъяли у него?

—  Бумаги  какие-то,  записная  книжка  и  удостоверение  инвалида  первой  группы. Фальшивое, вестимо... Фотография темная, нос от уха не отличишь.

— Все изъятое ко мне. Шума пока не поднимать. Кретины!