Очень странная история

Небесные врата то открываются,

то закрываются,

может ли это происходить без участия женского начала?

Лао Цзы. Дао дэ цзин

Он не спал уже много ночей, глаза слипались, он валился с ног…

Он не спал уже много ночей… загнал трёх лошадей, но успел к умирающему другу в Кирклейский женский монастырь в Йоркшире⁴⁸. Теперь он, крепкий высокий мужчина средних лет, стоял в низкой комнатёнке монастырской лечебницы, а на топчане — накрытый до подбородка одеялом, до своего всегда безбородого подбородка, — лежал в беспамятстве Робин Гуд.

Лицо Робина горело, отражая внутренний жар, который съедал его тело, глаза возбужденно двигались под неплотно прикрытыми веками, дыхание было поверхностным, частым и прерывистым.

Собрав волю в кулак, чтобы не заснуть прямо стоя, здоровяк широко открывал глаза, вращал ими, разгоняя сон, но потом его снова накрывало. В какой-то момент, в очередной раз встрепенувшись, он спросил:

— Как он?

— Плохо, — ответила совсем ещё молодая монахиня, сидевшая с умирающим, время от времени она обтирала мокрой тряпицей горячий лоб и лихорадочные губы Робина. — Совсем плохо.

У входа в лечебницу возле портьеры смиренно стояла настоятельница Кирклейского монастыря, мать Елизавета. Услышав вопрос, она обратила внимание на гостя и только сейчас заметила, как трудно тому держаться, чтобы не упасть и не заснуть прямо на полу.

— Мастер Джон, пойдёмте, — пригласила она мужчину. — Нам всё равно тут делать нечего, сестра Мария справится и без нас. А вам нужно отдохнуть.

Уже на ходу Джон задал главный вопрос:

— Мать Елизавета, сколько ему… — запнувшись, он попытался подобрать слово, но не смог.

— Недолго, — поняла вопрос настоятельница и, тут же спохватившись, добавила, сотворив крестное знамение: — На всё воля Божья.

— На всё воля Божья… — как эхо откликнулся Джон, не крестясь.

— Мастер Джон, когда отдохнёте, у меня к вам будет конфиденциальный разговор. — Настоятельница довела мужчину до гостевой комнаты и жестом пригласила внутрь. — Но только после того, как отдохнёте. А сейчас ложитесь и ни о чём не беспокойтесь, не отыщут вас тут ланкастерские ищейки⁴⁹, я это вам обещаю.

Джон вошёл в небольшую комнату и присел на топчан.

— Вы меня позовёте… — Джон опять замялся, — когда…

— Обязательно, мастер Джон, такова его последняя воля, вы должны присутствовать при кончине.

— Спасибо, матушка Елизавета, вы всегда были добры к нам…

— Вашими заботами никогда не нищенствовал наш монастырь, дети мои. И вам спасибо. А теперь отдыхайте.

Последней мыслью Джона, перед тем как он провалился в сон, было: «Ну вот, кажется, всё и заканчивается, Зорянка моя…»

Проснулся от того, что кто-то сильно тормошил его за плечо. Мозг отказывался просыпаться, но в уши настойчиво бились слова:

— Просыпайтесь, мастер Джон, просыпайтесь, он отходит… Просыпайтесь же… Вы слышите меня?! Просыпайтесь, он отходит!

Джон открыл глаза и увидел перед собой внимательное лицо настоятельницы.

— Уже? — хрипло спросил он.

— Вы проспали десять часов. Началась агония, надо поторопиться.

Джон резко поднялся с топчана и поспешил за настоятельницей.

Когда они вошли в лечебницу, Робин уже практически перестал дышать, тело ещё подрагивало, глаза невидеще устремились в потолок. Джон рванулся к смертному одру, встал на колени, схватил холодеющую руку и ласково произнёс: «Я здесь, дружище, я здесь». На мгновение всем показалось, что сознание вернулось к умирающему, взгляд стал осмысленным, Робин со всхлипом вдохнул, задержал вздох, но ещё через мгновение с силой выдохнул и замер.

Стоящие рядом сёстры дружно закрестились и шёпотом начали читать молитву.

«Вот и всё… Вот и всё… Вот и всё…» — билась в голове Джона единственная мысль.

— Мастер Джон. Мастер Джон, пойдёмте теперь. Всё закончилось. Сёстры приготовят тело к погребению.

Джон провёл рукой по лицу Робина, прикрывая глаза.

— Матушка Елизавета, нужно сделать, — он поднялся с колен, — чтобы никто не нашёл могилы.

— Всё сделаем, не волнуйтесь. А теперь… мне надо задать вам несколько вопросов, мастер Джон, прошу ко мне в приёмную.

В приёмной настоятельница указала Джону на табурет, стоящий возле накрытого стола — сыр, вино, хлеб, — сама выглянула за дверь, пристально осмотрелась, заперла дверь и только после этого села на стул напротив разбойника.

— Вы, верно, голодны, мастер Джон, поешьте, — она придвинула ему блюдо с хлебом и налила в бокал вина.

— Спасибо, матушка, — он привстал и поклонился, и уж потом набросился на сыр и хлеб.

— Ешьте, ешьте, а я пока объясню, что хочу от вас услышать. — Матушка Елизавета сделала паузу. — Я давно вас знаю, мальчики. Помнится, познакомились мы с вами лет десять назад…

— Девять… — не переставая жевать, уточнил Джон.