Очерк французской политической поэзии XIX в.

ПЕРВЫЕ ПОЭТЫ ИЮЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Касаясь темы невзгод народа при Июльской буржуазной монархии, Беранже брал лишь образы отдельных, хотя и типизированных его представителей. Нетрудно представить себе, сколько погибало таких надорванных Жаков, сколько нищенствовало таких рыжих Жанн, сколько горемычных бродяг умирало в канавах, посылая проклятия существующему обществу! В творчестве последующих политических поэтов все более отчетливо утверждалась тема народа как массы, страдающей от гнета эксплуататоров. Многое в этом отношении сделали уже поэты Июльской революции, творчество которых особенно плодотворно развивалось в первой половине 1830-х годов.

Поэзия Июльской революции не только отражала новый этап буржуазно-демократической революционности, а именно ее борьбу за утверждение республиканского строя, но уже частью начинала становиться первым, еще неуверенным голосом той революционной демократии XIX в., которая нащупывала собственный путь и собственные задачи борьбы.

На самых первых шагах поэты Июльской революции были полны ликующих настроений. Все приводило их в восторг — и падение Реставрации, и героика «трех славных дней» революции, и надежды на приход свободы, на наступающий золотой век. Второпях они воспевали даже Луи Филиппа, как короля, возведенного на трон самой революцией и обязанного помнить об этом для блага народа. Бесчисленны те восторженные песни, оды, гимны, кантаты, в которых Виктор Гюго («Гимн»), Казимир Делавинь («Парижская песня»), Марселина Деборд-Вальмор («Трехцветное знамя»), Бартелеми и Мери («Трехцветная песня»), Эмиль Дебро, Луи Фесто и множество других поэтов славили победившую революцию. В 1831 г. Эмиль Дебро издал антологию этой поэзии — сборник «Радуга свободы», включивший в себя 120 стихотворений.

Эта начальная поэзия Июльской революции вскоре, однако, начала проникаться совсем иными интонациями. Уясе в августе 1830 г. никому дотоле не ведомый поэт-романтик Огюст Барбье напечатал сатиру «Добыча», выразив резким, энергичным, негодующим и даже грубым языком ее ямбов свое разочарование в результатах революции. В первых разделах «Добычи» Барбье создал волнующий образ ощетинившегося баррикадами июльского Парижа, резко противопоставляя его народных бойцов, самоотверженную, грязную от пороховой копоти «святую чернь» элегантным, женоподобным представителям золотой молодежи, которые в дни гражданской битвы отсиживались по домам.

Когда тяжелый звон накаливал громады
Мостов и площадей пустых,
И завывал набат, и грохот канонады
В парижском воздухе не стих;
Когда по городу, как штормовое море,
Людская поднялась гряда
И, красноречию мортир угрюмых вторя,
Шла Марсельеза, — о, тогда
Мундиры синие, конечно, не торчали,
Какие нынче развелись.
Там под лохмотьями сердца мужчин стучали,
Там пальцы грязные впились
В ружейные курки. Прицел был дальнозорок,
Когда патрон перегрызя,
Рот, полный пороха и крепких поговорок,
Кричал: «Стоять насмерть, друзья!»

Пер. П. Антокольского

Поэт пылко воспевал и богиню свободы, отнюдь не похожую на какую-нибудь нарумяненную великосветскую Даму из Сен-Жерменского предместья; нет, это женщина из народа, в прошлом «дочь Бастилии» или маркитантка наполеоновских войн; вдохновляя баррикадных бойцов, она «отдается только таким же силачам, как сама, и жаждет, чтобы ее обнимали обагренными кровью руками». Так, языком своих образов Барбье утверждал, что революция совершена усилиями народа и является его законной победой.

Образ баррикад введен во французскую политическую поэзию именно Огюстом Барбье. Впервые со времени Фронды Париж покрылся баррикадами лишь в 1827 г. во время мятежа, вызванного голодом и безработицей, восстание это, мгновенно подавленное, как будто не оставило отражений в политической поэзии (или они пока не найдены). Но баррикады, воспетые Барбье, стали затем одной из тем политической поэзии и даже романа Барбье впервые же обогатил французскую политическую поэзию образом баррикадных бойцов, «святой черни» (sainte canaille), быстро поступившим на вооруженно поэтов Июльской революции. Так, в песне Жюля Мерсье «Святая чернь»[11] это уже не образ «восставшего» и «оплаченного в лохмотья» «народа», как у Барбье, но образ народных тружеников, которые не могут жить без работы и без заработка. В позднейшей же песне Алексиса Бувье «Чернь» (1870), столь популярной среди участников Парижской Коммуны, это совершенно отчетливый образ революционного пролетариата.