Феномен утилитаризма описан в рассказе Бунина "Господин из Сан-Франциско" (1915). Этот рассказ о поколении разбогатевших путём эксплуатации "китайцев, которых они выписывали себе на работы целыми тысячами". Почувствовав на склоне лет потребность отдыха, они обнаружили утрату способности находить радость в простых, самих по себе интересных и привлекательных, вещах. Бунин подчеркивал механистичность их надуманного поведения. Они не наслаждались, а "имели обычай начинать наслаждение жизнью с того или другого занятия; у них, видимо, отсутствует аппетит, и его необходимо возбуждать; они не прогуливаются по палубе, а им полагается бодро гулять; они должны взгромождаться на маленьких серых осликов; осматривая окрестности, они не выбирают музеи, и им обязательно демонстрируют чье-нибудь непременно знаменитое полотно, как "Снятие с креста"". Чтобы стать счастливым, надо всего лишь следовать этим простым правилам. Ничто не должно нарушать ощущения счастья, даже внезапная смерть одного из развлекающихся в их компании. Этому социальному течению в большой степени способствовал тот факт, что в руках либеральных экономистов принцип утилитаризма стал оправданием для "laissez faire" как свободной торговли, оказавшейся полезной для развивающегося капитализма. Предполагалось, что свободные и ничем не сдерживаемые занятия каждого человека в поисках наибольшего счастья, при условии соблюдения законности, приведут к наибольшему счастью общества в целом. Что касается свободы, то её Бентам считал не столь важной. Как и права человека, свобода казалась ему чем-то романтическим. В политическом плане он склонялся скорее к доброжелательному деспотизму, чем к демократии. Он не ошибся: при диктатуре Гитлера многие простые немцы чувствовали себя более счастливыми, чем их предшественники.
Милль рассматривал одни удовольствия как более высокие по сравнению с другими, но он не слишком успешно объяснял, что бы могло означать качественное удовольствие как альтернативу многочисленным простым. Это неудивительно, поскольку "принцип наибольшего счастья" и удовольствия, которые его сопровождает, безотчётно уступают качеству в пользу количества, что мы и наблюдаем в настоящее время.
Прав основатель лондонской биржи Грешем Томас (1519-1579), утверждавший, что примитивное всегда вытесняет сложное, а вульгарное вытесняет красивое. [8]. А. Белый в самом начале прошлого столетия уже предчувствовал такое развитие событий: человечеству грозит смерть [духовная] - проваливается культура.
Английский мыслитель, журналист, поэт,философ, писатель Г. Честертон (1874-1936) объяснил парадокс кантианского рассуждения о свободе мысли, который не только не подрывает существующее общественное рабство, но непосредственно служит его опорой: единственный способ закрепить общественное рабство - свобода мысли. Честертон озвучил лицевую сторону девиза Канта: борьба за свободу нуждается в отсылке к некоторой неоспоримой догме. "Хитрый разум" нашел выход из этого затруднительного положения: свободный от идеологии человек является совершенным идеалом природы. Для подкрепления этой веры стали коллективно требовать друг от друга выражения счастья от бытия, якобы ими самими установленного. Об этом много писал Ницше. Это заметил Пастернак: "Очень скоро начинаешь видеть, что за наслаждениями - принудительность, за постоянным ровным весельем - жестокость и тупость ... Боже мой, какие нравы! В воскресенье я должен был сделать вид, что объелся и сплю, а то меня арестовали бы за то, что я не наслаждаюсь" (Из воспоминаний Пастернака о поездке в Германию в 1912 г.).
В современных США за это не арестовывают, как и в Германии во время посещения её Пастернаком. Но доктрина "Позитивной психологии" современных США предупреждает, что если человек не производит впечатления счастливого, значит с ним происходит что-то неладное, поскольку в совершенном американском обществе человек не может быть несчастным. [75].
Первое впечатление от посещения США - какие доброжелательные люди! Ни о ком плохо не отзываются, друг друга приветствуют, отзывчивы и улыбчивы беспредельно. Но, погрузившись в активную жизнь Америки, вскоре замечаешь, что за этим в большинстве случаев кроется полное равнодушие друг к другу и агрессивная реакция на любое нарушение этих правил. Прожив в США лет десять, обнаруживаешь, что за доброжелательностью кроется самозащита от взаимных нелицеприятных нападок, от подозрения властей и работодателя, от тотальной взаимной слежки; за приветливостью - неуверенность в своем будущем. Создается впечатление, что Запад давно постиг то, что понял Р. Рождественский на склоне своих лет: страшно то, что без страха жить гораздо страшнее.