Очерки лондонских нравов (старая орфография)

Когда опускался занавсъ, старыя малые попарно возвращались въ таверну, гд ихъ ожидали устрицы и бифштексъ, и въ то время, какъ являлся на сцену второй стаканъ грогу, Джонсъ — этотъ лукавый насмшникъ Джонсъ — принимался разсказывать о томъ, какъ онъ замтилъ, что одна лэди въ блыхъ перьяхъ, изъ ложи перваго яруса, весьма пристально поглядывала въ теченіе всего вечера на мистера Дуыса, а какъ онъ поймалъ отвтный пламенный взглядъ мистера Дунса, не воображавшаго, что за нимъ кто нибудь подсматриваетъ; при этомъ мистеръ Харрисъ и мистеръ Джэннингсъ принимались хохотать весьма непринужденно, а Джонъ Дунсъ хохоталъ непринужденне ихъ вхъ всхъ и въ заключеніе порыва веселости признавался, что было время, когда дйствительно случались съ нимъ подобныя вещи. Мистеръ Джонсъ отвчалъ на это признаніе дружескимъ толчкомъ и замчалъ, что въ былыя времена и подавно нельзя было ожидать отъ Дунса подобныхъ подвиговъ, потому что онъ отъ самаго рожденія носилъ серьёзную физіономію, Джонъ Дунсъ улыбкой соглашался съ этимъ, и старые малые, выразивъ похвалу серьёзному характеру, дружески прощались и расходились по домамъ.

Предопредленія судьбы и причины, по которымъ он совершаются, бываютъ таинственны и неисповдимы. Джонъ Дунсъ провелъ двадцать и даже боле лтъ своей жизни безъ всякаго желанія измнить ее или придать ей какое нибудь разнообразіе, какъ вдругъ вся его система жизни измнилась и ршительно повернулась кверхъ ногами — не отъ землетрясенія или какого нибудь страшнаго переворота, какъ, можетъ быть, читатель вздумаетъ представать себ, но чрезъ весьма обыкновенное и черезчуръ простое посредничество устрицы, — вотъ какъ это случилось:

Однажды вечеромъ мистеръ Джонъ Дунсъ возвращался изъ любимой таверны къ мсту своего жительства, не хмльной, какъ, пожалуй, него добраго, подумаютъ другіе, но такъ себ, немножко навесел, потому что этотъ денъ былъ денъ рожденія мистера Джэннингса: старые малые имли за ужиномъ пару куропатокъ, выпили по лишнему грогу, и вдобавокъ Джонсъ былъ забавенъ боле обыкновеннаго. Въ одной изъ улицъ, ведущей къ улиц Курситеръ, взоры его остановилась на вновь открытой великолпной устричной лавк, въ окнахъ которой въ мраморныхъ чашахъ красовались свженькія устрицы и небольшіе боченки, съ надписями лордамъ и баронетамъ, полковникамъ и капитанамъ, во всхъ возможныхъ обитаемыхъ частяхъ земного шара.

За устрицами стояли боченки, а за боченками находилась молодая лэди, лтъ двадцати-пяти, въ синемъ плать, и одна-одинешенька — чудное созданіе, очаровательное личико, привлекательный станъ! Трудно сказать, что именно располагало молодую двицу къ смху: красивое ли лицо мистера Джона Дунса, озаренное вдобавокъ яркимъ свтомъ газоваго освщенія, или, можетъ быть, природная веселость замнила въ ней ту серьёзность, соблюденіе которой такъ строго предписывается условіями общежитія. Мы знаемъ только то, что лэди улыбнулась, потомъ приложила палецъ къ губкамъ, какъ будто стараясь припомнить, что ей нужно было сдлать, и наконецъ стыдливо отошла въ самый отдаленный уголъ лавки. Пораженный Дунсъ постоялъ еще нсколько секундъ; лэди въ голубомъ плать не трогалась съ мста; онъ кашлянулъ; лэди ничего не слыхала. Джонъ Дунсъ ршился войти въ лавку.

— Нельзя ли открыть мн нсколько устрицъ? спросилъ мистеръ Дунсъ.

— Почему же, извольте, сэръ, отвчала голубая лэди съ плнительной игривостью.

И мистеръ Дунсъ скушалъ одну устрицу, и посмотрлъ на лэди, сълъ другую и третью, потомъ четвертую, и наконецъ въ самое короткое время уничтожилъ ихъ цлую дюжину.

— Нельзя ли открыть еще подъ-дюжины? спросилъ Дунсъ.

— Извольте, съ удовольствіемъ, очаровательне прежняго отвчала голубая лэди.

И мистеръ Джонъ Дунсъ скушалъ и эту полъ-дюжину, и непонятное чувство сильне и сильне развивалось въ его душ.

— Мн кажется, что вы могли бы достать мн маленькій стаканчикъ грогу? спросилъ Джонъ Дунсъ, такимъ тономъ, въ которомъ ясно обнаруживалась увренность въ его предположеніи.

— А вотъ сейчасъ, я посмотрю, сказала молодая лэди.

И вмст съ тмъ быстро бросилась изъ лавки, побжала по улиц, и ея длинные, каштановыя волосы развялись по втру самымъ плнительнымъ образомъ. Спустя нсколько секундъ она возвратилась съ полнымъ стаканомъ горячаго грога и мистеръ Дунсъ попросилъ ее раздлить порцію вмст съ нимъ, такъ какъ въ ней заключался настоящій дамскій напитокъ — горячій, крпкій, сладкій, и въ добавокъ стаканъ былъ огромный.